Американский психопат

Он оборачивается, смотрит мне прямо в глаза и неожиданно пускается в пляс, кружится на месте, потом так же внезапно останавливается и идет к чернокожей женщине с ребенком, сидящей перед закрытой кулинарией рядом с «Нелль». Как обычно, она просит еды, и, как обычно, возле ее ног картонка с надписью. Трудно сказать, черный ли ребенок (ему лет шесть-семь), и вообще ее ли это ребенок, поскольку свет перед «Нелль» слишком яркий, просто беспощадный: в нем кожа любого человека кажется желтоватой.

– Что они делают? – спрашивает замершая на месте Либби. – Разве они не знают, что надо стоять ближе к канатам?

– Либби, пошли. – Керон тянет ее в направлении двух такси, стоящих у тротуара.

– Макдермотт, – взываю я. – Какого черта?!

Макдермотт с остекленевшим взглядом машет однодолларовой купюрой перед лицом женщины, и та начинает всхлипывать, жалко пытаясь схватить купюру, но, естественно, он ей ее не отдает. Вместо этого он поджигает купюру спичками из «Канал-бара» и прикуривает огрызок сигары, зажатый между ровными белыми зубами – вероятно, это коронки. Шут гороховый.

– Как это благородно с твоей стороны, Макдермотт, – говорю я ему.

Дейзи облокотилась на белый «мерседес», припаркованный у обочины. Другой «мерседес», черный лимузин, стоит рядом с белым. Еще одна вспышка молнии. По Четырнадцатой улице с воем проносится машина «скорой помощи». Макдермотт подходит к Дейзи и целует ей руку перед тем, как сесть во второй «мерседес».

Я остаюсь стоять перед плачущей негритянкой, Дейзи смотрит на меня.

– Господи, – бормочу я. – Вот…

Я протягиваю женщине коробок спичек из «Лютеции», потом, поняв свою ошибку, вынимаю коробок из «Таверны на траве» и кидаю его ребенку, а первый забираю из грязных, покрытых струпьями рук.

– Господи, – бормочу я снова, направляясь к Дейзи.

– Такси больше нет, – говорит она, уперев руки в боки. Очередная вспышка молнии заставляет ее завертеть головой и завизжать: – Где фотографы? Кто снимает?

– Такси, – свищу я, пытаясь остановить проезжающую машину.

Молния прорезает небо над «Зекендорф-Тауэрс», и Дейзи вопит:

– Где фотограф, Патрик? Скажи, чтобы они прекратили.

Она в смятении, ее голова вертится вправо-влево, вперед-назад. Дейзи снимает темные очки.

– О боже, – бормочу я, но мой голос усиливается до крика. – Это молния. А не фотограф. Молния!

– Ну да. И я должна верить тебе. Ты говорил, что в вестибюле был Горбачев, – укоризненно произносит она. – Я тебе не верю. Я думаю, здесь журналисты.

– Господи, вон такси. Эй, такси! – свищу я приближающемуся такси, только что повернувшему с Восьмой авеню, но кто-то трогает меня за плечо, и, когда я оборачиваюсь, передо мной стоит Бетани – девушка, с которой я встречался в Гарварде и которая потом бросила меня; на ней отороченный кружевами свитер и брюки из вискозы с крепом от Christian Lacroix, в руке открытый белый зонтик.

Такси, которое я пытался поймать, проносится мимо.

– Бетани, – остолбенело произношу я.

– Патрик, – улыбается она.

– Бетани, – повторяю я.

– Как дела, Патрик? – спрашивает она.

– Ну… ну у меня – нормально, – заикаюсь я после неловкого секундного замешательства. – А ты как?

– Все хорошо, спасибо, – отвечает она.

– Так ты что… была там? – спрашиваю я.

– Да, – кивает она. – Рада тебя видеть.

– А ты… живешь здесь? – сглатываю я. – На Манхэттене?

– Да, – улыбается она. – Я работаю в Milbank Tweed.

– А… прекрасно.

Я оглядываюсь на Дейзи, и внезапно меня охватывает злость – я вспоминаю, как мы обедали в «Казармах» в Кембридже, где Бетани (рука на перевязи, небольшой синяк под глазом) порвала со мной, и так же внезапно мне приходит на ум: моя прическа – о господи, моя прическа! – я чувствую, как дождь ее портит.

– Ну, мне надо идти, – говорю.

– А ты в Р&Р, да? – спрашивает она. – Отлично выглядишь.

Заметив, что приближается еще одно такси, я отступаю:

– Ну, ладно…

– Давай как-нибудь пообедаем, – предлагает она.

– Отличная идея, – неуверенно отвечаю я.

Таксист заметил Дейзи и остановился.

– Я позвоню тебе, – говорит Бетани.

– Как хочешь, – отвечаю я.

Какой-то черный парень открывает дверцу перед Дейзи, и она грациозно садится внутрь, парень продолжает держать дверцу для меня, пока я сажусь, машу рукой и киваю Бетани.

– А на чай, – просит черный, – не дадите ли на чай?

– Щас! – рявкаю я, стараясь посмотреть в зеркало заднего вида, как лежат мои волосы. – Устройся на нормальную работу, ебаный негритос, будет тебе на чай.

Я захлопываю дверцу и говорю водителю, чтобы он отвез нас в Верхний Уэст-Сайд.

– А правда, интересно, как это в сегодняшнем кино они, с одной стороны, были шпионами, а с другой – нет? – говорит Дейзи.

– А ее можешь высадить в Гарлеме, – говорю я шоферу.