— На большинстве военных баз на Востоке царит неразбериха. Я думаю, что такое состояние сохранится там по меньшей мере еще неделю или две.
«Достаточно долго», — подумал Де Янг.
На улице опять начали скандировать, губернатор самодовольно улыбнулся и направился в небольшую кухоньку, располагавшуюся рядом с кабинетом. Он вернулся оттуда с бутылкой калифорнийского шампанского и тремя бокалами. Освободив горлышко от фольги, он с удовольствием выстрелил пробкой и наполнил бокалы.
— За нас с вами, господа, — произнес Де Янг. Затем добавил: — И еще за день освобождения.
Боллес удивленно посмотрел на губернатора.
— За день освобождения?
— Воскресенье, двадцать седьмое декабря, — день освобождения, — ответил Шеферд. — Первый праздник новой республики Западных Штатов Америки. Мы готовим массовые демонстрации протеста в тех районах Запада, где находятся федеральные владения и их административные комплексы.
Де Янг с удовольствием отпил шампанское. После того как съезд примет поправку, его речь, в которой он провозгласит об отделении западных штатов, будет передаваться непосредственно из Денвера всеми радио- и телестанциями. После этого и начнется празднование. Шеферд уже разработал необходимые планы.
Губернатор ухмыльнулся и снова поднял бокал.
— За нас с вами, господа, — повторил он. — И за Запад.
Но тут же Де Янг подумал, предусмотрел ли в своих планах Шеферд возможность осложнения ситуации до воскресенья.
Он никогда не отходил от своего правила — всегда иметь наготове запасной вариант, так, на всякий случай.
24 ДЕКАБРЯ, ЧЕТВЕРГ, 14 часов 00 минут.
Вертолет летел над западной частью Манхэттена, и Уитмен с интересом рассматривал город. Они шли на небольшой высоте, и президенту хорошо были видны пешеходы. Когда вертолет подлетел к центральной части Манхэттена, можно было различить даже тропинки на снежном покрове Центрального парка.
Лишь над некоторыми трубами вился дымок, и на редких крышах от тепла растопился снег. Город замерзал.
Ливонас, сидевший рядом с Уитменом, подался вперед, всматриваясь в силуэт здания Организации Объединенных Наций, сверкавшего в лучах зимнего солнца, затем снова откинулся в кресле.
«Какой прекрасный день», — подумал Уитмен, потом, вспомнив провалившуюся сегодня утром операцию по захвату нефтяных платформ, до боли сжал кулаки.
Кто-то предупредил Запад… Но теперь уже ничего не поделаешь.
— Я поступил так, как считал нужным, — повторил Ливонас, продолжая рассказывать о Хартвелле.
— Я просил тебя ускорить слушания, Энди, а не затягивать их.
Подозрения Ливонаса вызывали в нем чувство досады.
— Саундерсу удалось что-нибудь выяснить?
— Пока что нет, — смущенно ответил Ливонас.
Уитмен вздохнул.
— Я хочу, чтобы назначение Хартвелла было одобрено комиссиями и утверждено конгрессом завтра же. Понятно?
— Да, господин президент.
На сей раз Уитмен не напомнил Ливонасу, что наедине он может называть его просто «Боб». Время от времени официальное обращение как бы напоминало Уитмену, что он был президентом. Ливонасу тоже следовало об этом помнить.
Слева от них возник огромный силуэт небоскреба Панамерикэн-билдинг. Вертолет набрал высоту и стал заходить на посадочную площадку, расположенную прямо на крыше небоскреба.
Ливонас заметил:
— Уже два тридцать, мы опаздываем.
— Полагаю, никуда они от нас не денутся.
— Вы по-прежнему хотите сначала встретиться с Майклом Бернстайном?
Уитмен кивнул в ответ.
— Его бюро находится здесь, кроме того, у него можно выведать кое-что о том, с чем мне придется столкнуться на совещании.
Он впервые встретил Бернстайна пять лет назад, когда тот, являясь президентом компании «Офшор минералс», давал показания в финансовой комиссии сената. Бернстайн выступал аргументированно и принципиально, с тех пор они стали близкими друзьями.
Уитмен посмотрел вниз. Вертолет снижался на посадочную площадку. Снег с крыши небоскреба был убран, охранники, махая руками, приветствовали президента. Человек десять их стояло у дверей лифта. Порыв ветра, поднятый лопастями вертолета, распахнул пальто одного из них, и Уитмен увидел, что под ним у охранника находился автомат.
— Это агенты ФБР?
— Саундерс предупредил, что пошлет человек десять.
Уитмен подумал, не придется ли ему в ближайшее время воспользоваться услугами охраны…
— Хотите что-нибудь выпить, господин президент?
Уитмен откинулся на огромном кожаном диване, сцепив пальцы за головой.
— Я бы предпочел кофе, но право выбора за вами.
Бернстайн посмотрел в сторону молодого секретаря, стоявшего у входа в кабинет.
— Кофе — для президента, Джозеф. А для меня — неразбавленный виски.
«Отделка кабинета соответствует характеру Бернстайна», — отметил Уитмен. Кабинет был выдержан в темных тонах. Пол был выложен дубовым паркетом, мебель отделана дорогой кожей; вдоль стен располагались книжные шкафы, на стенах висело несколько литографий, изображавших сцены охоты, а перед большим панорамным окном, выходившим в сторону верхнего Манхэттена, на замысловатой ореховой подставке возвышался огромный антикварный глобус.