Бэбс подалась немного вперед. Уитмену показалось, что теперь, когда она зашла уже так далеко, ей не остается ничего другого, как выложить все начистоту.
— Том выдохся. Я имею в виду не только его президентство. Он ни на что уже больше не способен. Он живет прошлым. Вчера Том целый час предавался воспоминаниям о том, как футбольная команда «Филлис» стала чемпионом. Он был заядлым болельщиком, и команда любила его. Футболисты даже отдавали ему часть своего телевизионного времени, когда он баллотировался в мэры. Он хотел, чтобы я обязательно просмотрела отснятую им тогда пленку о команде.
Она сделала паузу, губы у нее искривились в гримасе.
— Не хватало мне только смотреть эту пленку.
Бэбс повернула голову, свет упал на ее лицо, и при ярком освещении она не выглядела уже такой моложавой. Говорила она теперь более раздраженно. Уитмену на мгновение показалось, что она вот-вот разрыдается.
— Каждый день приносит Тому новые поражения, с которыми ему не под силу справиться. Ему постоянно напоминают о его промахах, читает ли он газету, смотрит ли новости по телевизору, проводит ли совещания своего аппарата, — проговорила она печальным голосом. — Если бы ему повезло, Масси мог бы пробыть президентом два срока и войти в учебники истории как добродетельный, хотя и заурядный президент. Но теперь он потерял эту возможность.
Рассказ оказался более печальным, чем ожидал Уитмен.
Бэбс продолжала:
— Я знаю, о чем вы думаете: я его жена, и мне не следует говорить подобные вещи. Однако я супруга не рядового гражданина, я супруга президента Соединенных Штатов.
Она откинулась в кресле и выпустила через нос тонкую струйку дыма.
— Тому нужна помощь. Вы ему по-прежнему нравитесь, он вас по-прежнему уважает.
Она несколько замялась.
— Том не в состоянии принимать решения, это действительно так. Их за него можете принимать вы. А я позабочусь о том, чтобы он соглашался с ними.
Все это Бэбс проговорила бесстрастным голосом.
Уитмен промолчал.
— Вы можете переместить ваш кабинет в западное крыло Белого дома, — добавила она. — Мы тогда могли бы действовать сообща, как делали это в прошлом.
«Не получится, — подумал Уитмен. — Совершенно исключено с тем Томасом Масси, который председательствовал на последнем совещании по энергетике. Да через пару дней Масси меня возненавидит. То, что предложила Бэбс, — абсурд. И дело тут не в моем плохом самочувствии».
— Том не будет больше баллотироваться в президенты, — решительно заявила она. — Я позабочусь об этом. И объявит он о своем решении, когда первичные выборы будут уже в полном разгаре. Тогда вы будете располагать полной свободой на съезде партии, и, конечно, вас выдвинут кандидатом в президенты. А по существу вы будете исполнять обязанности президента еще за год до избрания.
Уитмен должен был что-то ей ответить и медленно проговорил:
— Вы предлагаете мне нечто такое, что мне не по душе и что, по-моему, абсолютно невозможно. Ведь у Тома осталась еще гордость.
Бэбс с изумлением посмотрела на него, затем произнесла ледяным тоном:
— Я отказываюсь вам верить. Вы уже однажды добивались президентства, и добивались изо всех сил.
— Вы расстроены, Бэбс.
Он не знал, что ей еще сказать.
— Том не в состоянии управлять страной, — добавила она срывающимся голосом. — Однако в его распоряжении еще год, в течение которого он постарается исправить положение. Год будет ужасным, и вам это известно.
Уитмен поднялся и отнес свой бокал на книжную полку. Он умышленно долго закрывал крышкой графин с ликером, чтобы дать ей время прийти в себя. Когда он обернулся, Бэбс уже собралась уходить.
— Масси никогда не подаст в отставку сам, — непреклонным тоном произнесла она. — Он обязательно посоветуется со мной, а я уж ни в коем случае не допущу этого.
Бэбс натянула перчатки, смерив Уитмена холодным взглядом.
— Вам бы хотелось, чтобы он поступил именно так, ведь верно?
20 ДЕКАБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, 12 часов 00 минут по тихоокеанскому времени.
Ливонас вывел машину со стоянки у здания редакций «Кроникл» и «Икземинер» и выехал на Пятую улицу, успев проскочить на зеленый свет.
Воскресенье выдалось ясным и теплым, дождь уже прошел, и туман спал; на улицах в центре города было многолюдно. Он даже представил себе запахи всякой снеди, которой торговали с лотков на Юнион-сквер. Выходцы из Юго-Восточной Азии закрепили за собой право торговать на площади и постепенно распространили его на весь близлежащий район Тендерлойн. Этот район напоминал Ливонасу трущобы Сайгона, только в еще худшем варианте.
Эндрю завернул на Буш-стрит и остановил машину на стоянке неподалеку от небольшого, но шикарного ресторана «Лё сентраль», в котором люди с тугими кошельками любили не спеша и сытно поесть.