– А как вы, девочки, ночью спать будете? – удивилась Власова, наблюдая за тем, как женщины пьют кофе с конфетами. – И разве можно здесь кофе пить? Мы же на таблетках.
– Вот именно, – отозвалась Нежина. – Под нашими таблетками будем спать как убитые. Особенно Лялька под своим уколом.
– Каким?
– Да под аминазином, Аня, – пояснила Вера и допив свой кофе, неразборчиво пробормотала: – Что-то я, кажется, захмелела от этой ликерной начинки.
После этих слов нарушительницы режима больницы по палате разнесся тихий смех.
А сразу после десяти, тишину нарушил первый женский вопль: «Не хочу!», потом еще один: «Вы больше не заставите меня ночевать в этой палате!». Затем послышался звук отодвигающегося стола и топот бегущих ног.
– Замолчи! Ты всех взбудоражишь, – визгливо закричала Анисимовна.
– Я не хочу! Отстаньте от меня! Я больше здесь не останусь! – теперь все хорошо узнали голос Леры.
Наверное, девушка пыталась вырваться из цепких рук крепко сбитой надзирательницы, потому что из коридора слышались звуки тяжелого дыхания и какой-то возни. Каким-то чудом Лере все-таки удалось освободиться из железной хватка сестры, и она, что-то крича и восклицая, побежала к выходу из отделения. Там она что есть силы принялась колотить кулаками в дверь.
– Выпустите меня!!! Я не должна здесь находиться! Я требую, чтобы вы вызвали милицию! Вы держите меня здесь насильно! Это произвол! Я буду жаловаться! Позвоните моему отцу!!!
Сестрам и санитаркам видимо все же удалось скрутить Леру, потому что она взволнованно, но более сдавленным голосом вскрикивала:
– Вы не имели права ложить меня к тяжелым больным! Я не выношу их вида и запаха тухлых памперсов. Отпустите! Позвоните отцу! Пусть он заберет меня отсюда! Вызовите милицию! Я хочу рассказать о том, что здесь творится!
– Ну что с ней делать? – злобно прорычала Старовойтова.
Ей ответил голос Анисимовны:
– Давай позвоним отцу. Пусть приедет. Я не возьму ответственность за…
Но Ольга Васильевна гневно прервала ее:
– Ты никогда не хочешь брать ответственность ни за что. Так не работай здесь! Если хочешь позвонить ее отцу или ментам, так иди и звони.
На какое-то время опять стало тихо. Спустя сорок минут раздался звонок в дверь отделения. Потом дверь кто-то открыл и послышался громкий шепот. Лере вновь удалось выбежать из палаты, и она бросилась к отцу с криками: «Папочка, забери меня отсюда! Я больше не могу это выносить!»
Отец Леры что-то говорил ей, но разобрать слов было нельзя. Только спустя еще полчаса в отделении снова повисла тишина.
Кристину поразила не сама суть происходящего в отделении, а реакция больных: никто не вышел из палат и не вступился за бедную Леру. Все делали вид, что спят, впрочем, как и она сама.
А на следующий день Леру перевели в маленькую пятиместную палату к Нинке Артемьевой. И с этого дня Леру словно подменили: она больше на кричала и не пыталась покинуть психушку. Девушка стала чаще улыбаться, не спорила и не конфликтовала с сестрами и надзирательницами и не выглядела заторможенной. А еще она нашла себе новую подругу в лице Анны Яковлевны Власовой.
Глава 16.
В шесть утра в палате зажегся верхний свет. Анисимовна злая как овчарка, бойко промаршировала к кровати Нечаевой.
– Всем подъем! А ты, Светка, доставай свое богатство! Живо!
– Какое? – делано удивилась Нечаева, наивно округлив глаза.
– Не прикидывайся дурой! Пакет свой доставай! Ты уже не в первый раз здесь и порядки знаешь. Я только не могу понять, как тебе все это удалось протащить в отделение?
– У меня нет ничего такого, – попыталась отделаться от сестры Света. – Я больничных правил не нарушаю.
– Считаю до трех. Раз…
– Ладно, ладно, забирай! – сдалась Нечаева и протянула Анисимовне мешочек с пакетиками растворимого кофе и конфетами.
– Вот так-то лучше. Еще раз провернешь такое, из шестой не выйдешь до конца своих дней. Поняла?
– Так точно, товарищ генерал! – попыталась отшутиться Света, но на ее лице легко можно было прочесть страх и разочарование от потери любимого напитка.
А новый рассвет был туманным. За окном стояла вязкая, густая и серая стена, которая скрывала и крыши соседних корпусов, и влюбленную парочку голубей.
Кристина вздохнула и, поразмышляв над тем, чем же заняться этим утром, решила попросить у Философини какой-нибудь журнал. Но в это время услышала тоскливый голос Нади Мельниковой:
– Вот из-за этого проклятого тумана, я опять не увижу свой дом. А он так близко. Выпустили бы меня отсюда хоть на часок. Я бы сбегала домой и пообщалась бы с братьями. Я так хочу домой.
– Надя, ты же не в своем Мухосранске, – с некоторым недовольством в голосе, напомнила Кристина девушке. Почти каждое утро Мельникова начинала именно этой фразой. Но странное поведение Наденьки никого не раздражало, напротив, обитательницы седьмой палаты относились к девушке с жалостью и состраданием. Они охотно делились с Мельниковой туалетными принадлежностями и едой. Хотя, к слову сказать, Надя ела мало и без особого аппетита, поэтому и была очень худенькой. И, как однажды выразилась Нежина, тонкой, звонкой и прозрачной.