Аминазиновые сны, или В поисках смерти

Надя лежала на спине и уныло смотрела в окно. Эту хрупкую бледную девушку лет двадцати пяти можно было назвать даже симпатичной, если бы не коротко остриженные волосы, торчащие во все стороны. Эта прическа делала Мельникову похожей на озорного мальчугана. Вера рассказала Кристине, что при поступлении в психушку Надю остригли практически налысо. Больничная парикмахерша оставила девушке только коротенький ежичек. Почему? Может быть у нее в волосах был колтун, предположила Вера, который невозможно было расчесать. А может из-за вшей, кишащих в густых кудрях девчонки. И, якобы, Вера слышала разговор сестер, что Наденьку подобрали на автовокзале и что она не помнила ничего, кроме своего имени и фамилии, да названия районного городка, в котором живет с двумя взрослыми братьями.

За два месяца пребывания в психушке волосы Наденьки постепенно отрасли, но, казалось, что саму девушку совершенно не занимает ее внешность. В один из тихих вечеров, когда девушки прогуливались по коридору, Мельникова призналась Кристине, что никогда не пользовалась косметикой и не знает, что такое маникюр. Как оказалось, не было у Нади и подруг. Правда, с какой-то одноклассницей она пару раз сходила в клуб на дискотеку, да один раз в кафе попить пива. И за это своевольство была строго наказана братьями. Как именно Мельникова умолчала, но добавила, что ни отца, ни матери у нее нет, но есть два брата, с которыми она живет в большом доме, доставшимся им от родителей.

Ленивые браться Наденьки были горазды выпить, работали от случая к случаю и беспробудно пьянствовали. Не брезговали братья и забирать у сестры несчастные копейки, которые та зарабатывала мойкой полов в своей же школе, которая находилась прямо за забором их дома. Кроме этого на Наденьке была и уборка дома, и готовка еды и походы в магазин за продуктами. Она вертелась как белка в колесе, но Кристина подозревала, что было еще одно обстоятельство, которое лишило бедную Надю памяти – насилие над ней двух здоровенных алкашей. Насилие в прямом смысле этого страшного слова. «Возможно, – подумала тогда Лаврентьева, – это только мои домыслы и только. Тогда почему несчастная лишилась памяти? И почему она сбежала из дому? Как долго скиталась по своему городку, превращаясь в грязную и вшивую бомжиху? И как оказалась на вокзале города N, где ее подобрали менты?». Но этих страшных вопросов задать было некому. Саму же Надю травмировать этими вопросами Кристина не хотела.

Еще Наденька часто жаловалась, что ее братьям до нее нет никакого дела и что они бросили ее, бедную, на произвол судьбы. «Ну правильно, я им совершенно не нужна. Им бы только напиться. И забирать отсюда они меня не будут. Они уже забыли что я есть. Ну и ладно, буду жить здесь. Мне здесь лучше», – часто бормотала девушка и все в палате знали, кого именно несчастная непомнящая имеет в виду под этим «они».

Услышав тихие слова Мельниковой, Философиня осторожно поинтересовалась у нее:

– Так ты, милая, живешь здесь?

– Да. – Уверенно ответила Наденька и старательно пояснила, не сводя унылого взгляда с окна: – Прямо за забором. Там есть школа, а рядом со школой стоит мой дом. Я в школе работаю уборщицей и все делаю по дому сама. А они даже не вспоминают обо мне.

– Кто они?

– Да братья мои, – сходу заволновалась девушка.

– А родители у тебя есть?

– Нету…, наверное.

В это время Нежина, активно жестикулируя, подавала Анне Яковлевне какие-то непонятные знаки. Убедившись в том, что Власова не понимает смысла ее жестов, Вера обратилась к Наде:

– Надька, ну сколько тебе можно говорить, что ты не в Мухосранске, тьфу, в Крамаровске своем. Ты в городе N. А до твоего городишки отсюда целых сто километров.

– Правда? – искренне удивилась Надя и загрустила еще больше.

Вера театрально покрутила пальцем у виска, выразительно глядя на Власову. Философиня понимающе кивнула и деликатно промолчала.

– А сколько я здесь нахожусь? – вновь подала голос Надя.

– Ты здесь уже два месяца, – терпеливо ответила Кристина. – И ты каждый день спрашиваешь об одном и том же.

Анна Яковлевна с сочувствием посмотрела на Наденьку, а потом перевела взгляд на Оксану и тихонько спросила:

– Оксанка, скажи мне, а Надя знает нас? Ну… наши имена и где находится?

Девочка открыла рот, чтобы ответить на вопрос, но ее опередила сама Мельникова:

– Да. Я вас всех знаю по именам, и точно знаю, что я в психушке.

И это была «Грустная история о потерянном времени и о девушке, которая никому не была нужна».

– Вот и ладненько, – встряла Лялька и, усмехнувшись, проговорила: – Смотрите-ка кто у нас нарисовался! Нинка Смотрящая! Собственной персоной.

И правда, в палату входила серьезная Артемьева.

– Все скалишься Ляля. Ну-ну… Только когда захочешь сходить перекурить, меня не проси.

– Да ладно тебе Нинка, не обижайся, – моментально сбавила тон Катя. – Что уже и пошутить нельзя?