Читаем Аминазиновые сны, или В поисках смерти полностью

Лялька читала стихи медленно, нараспев, раскачиваясь из стороны в сторону. Женщины внимательно слушали и думали по-разному. Власова без осуждения констатировала: «Дрянные и слезливые стишки. Как же алкоголички любят на жалость давить». Вера тихо и мечтательно вздыхала: «Какие душевные и красивые строки. Прям душу переворачивает». А маленькая Оксана неожиданно расстроилась: «А я вот свою маму почти не помню. Какие клевые стихи. Почти как в песне».

И вдруг поэтические упражнения Лялькиной бесцеремонно прекратила вошедшая в палату Старовойтова:

– Как же вы мне надоели! Быстро закончили свои посиделки и на обед! И кстати, напоминаю, что завтра-послезавтра наше отделение будет проверять санстанция. Так что наведите порядок в тумбочках. И чтобы завтра с самого утра в палате все блестело! Понятно?

Катя так и не успев дочитать последнее стихотворение до конца, свесила ноги с кровати и принялась неторопливо отхлебывать из бутылочки воду маленькими глотками. Всем своим видом она выказывала острую неприязнь к ненавистной сестре. А остальные обитательницы седьмой палаты вяло поднимались со своих мест и медленными, словно заторможенными движениями поправляли подушки и одеяла. Сразу исполнять приказы Старовойтовой, разрушившей теплую атмосферу в палате, не хотел никто. Эта демонстрация неповиновения разозлила сестру, но она, как ни странно, промолчала и развернувшись на каблуках, пулей выскочила в коридор.

После ужина в палату деловито вошла Смотрящая и указывая пальцем на Веру, Катю и цыганку Машу громко приказала:

– Идите за мной.

– А мне можно с вами? – подхватилась с места Оксана.

– Нет, тебе нельзя! – отрезала Артемьева и повела троицу за собой.

– А куда это они? – удивленно спросила Власова у Оксаны.

– На перекур. Они курят в душевой, – шепотом пояснила девочка.

– А разве в отделении можно курить?

– Нет, строго запрещено. Но если эта гадина Старовойтова разрешила, значит ей от них что-то нужно.

– Но что?

Оксана ничего не ответила и только пожала худенькими плечиками.

А ближе к отбою в отделение привели новую больную. Как позднее узнали женщины, эта бедолага когда-то работала в психушке санитаркой и очень хорошо знала внутреннюю, хорошо скрытую от посторонних глаз кухню этого медицинского учреждения. Новую пациентку отделения, как водится, уложили в коридоре возле шестой палаты. Женщина почему-то страшно боялась первого ночного укола и громко просила Старовойтову сказать, на какой укол ее приглашают в процедурную.

– Гапеева, мы будем колоть вам то, что доктор прописал, – игнорируя мольбы больной, строго отчеканила сестра. – Идемте, не заставляйте вас ждать.

– Я хочу знать название лекарства, – упорствовала Гапеева. – Я знаю свои права! Вы не имеете права делать мне что-либо насильно!

– Имею и сделаю! – уже не на шутку рассердилась Ольга Васильевна. – Идите быстро в процедурную! И зарубите себе на носу: здесь у вас нет никаких прав! Ясно?

– Нет! Не пойду! Не заставите! – вдруг заорала женщина. В ее голосе звучала жуткая и какая-то звериная паника.

Услышав этот дикий вопль, Кристина взволнованно оглядела соседок по палате:

– Ой, девочки, вы тоже это слышите?

– Да, – подтвердила Полина, тревожно оглядываясь по сторонам.

В этот самый момент кроме криков Гапеевой и Старовойтовой послышался топот бегущих ног.

– Черт побери! Что там происходит? – сердито пробурчала Катя, натягивая на голову одеяло. – Поспать нормально не дают, сволочи.

– Ловят кого-то, – прошептала Оксана. – Наверное, тетку эту новую.

– Далеко не убежит, – вставила вихрастая Аня, – двери-то все закрыты на ключ.

– Пошли, девки, посмотрим, что там творится, – предложила Вера и первой заковыляла в коридор, остальные поспешили за ней. Женщины столпились у своей палаты и наблюдали, как растрепанная Гапеева, прижатая к стене, дергается и мычит что-то нечленораздельное. Лицо женщины было искажено страхом, левый угол рта оттянут книзу и по нему стекала слюна. Гапеева что есть сил размахивала руками, пытаясь отбиться от сестер и надзирательницы шестой палаты, которые втроем никак не могли справиться с разбушевавшейся больной.

Из палат начали опасливо выглядывать и другие женщины, не на шутку взволнованные громкими криками в коридоре. Некоторые из них наблюдали за происходящим совершенно равнодушно, а кто-то и со страхом на бледных, почти серых лицах.

– Все назад! – закричала разъяренная Старовойтова Ее лоб был покрыт мелкими капельками пота, а глаза метали молнии ненависти. – Марш все по палатам! Иначе будете наказаны! – прорычала сестра и кинулась к первому посту. Там она нажала тревожную кнопку и в отделение вбежали два санитара. Больные тут же скрылись в палатах. А два здоровенных амбала легко скрутили высокую полную Гапееву и уложили ее на кровать. Старовойтова быстро ввела той укол и облегченно выдохнула.

– Я не хочу… Вы меня привяжите… Я… – слабеющим голосом пробормотала Гапеева и замолкла.

Сестра, стоя над застывшим телом Гапеевой, удовлетворенно прошипела:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза