Ахсатан не отходил от цариц, влюблено смотрел в глаза Тамар, расточал хвалебные слова, цветисто клялся в родственной любви и преданности… Тамар принужденно улыбалась на речи ширваншаха, оглядывалась, видимо чего-то ожидая. Заметив, что Захария уже нет в тронном зале, облегченно вздохнула. Кивнув головой тетке, устало откинулась в кресло, прикрыла глаза. Царица Русудан подозвала к себе амирэджиби и тихо отдала повеление. Тот, стукнув жезлом, снова громко потребовал внимания. Зал замолк в недоумении.
Царица Русудан встала во весь свой высокий рост. Окинув зорким взором присутствующих, она твердым голосом объявила:
— Высокородные гости Ширвана! Дидебулы и азнауры Картли! Великая царица царей Тамар, посоветовавшись со своей семьей, сочла за благо сочетаться браком с высокородным Давидом Сосланом, из царственного рода Эпремидзе-Багратуниани. Святейший католикос Тевдорэ благословил их помолвку, о чем мы объявляем всем!
Присутствующие остолбенели. Русудан села в кресло, так и не дождавшись положенных по этикету радостных возгласов. Шепот среди придворных неприлично затягивался:
— Второй раз солнцеликая Тамар ставит нас врасплох своим замужеством!
— Тогда выдумка Абуласана — неведомый рузик! Теперь неведомый Сослан!
— Но кто такие Эпремидзе?
— Тс-с! Царская воля неоспорима!
Царедворцы очнулись и бросились с положенными поздравлениями. Красавец жених подошел к царственной невесте и, низко склоняясь, поцеловал унизанную перстнями прекрасную руку. Рука невесты немного дрожала. И уже пробивалась к избраннику родня, торопясь насладиться неожиданным счастьем родича.
Тамар вскоре исчезла из зала.
Ахсатан впал в глубокое отчаяние; он с горечью бросил Низами:
— Теперь пиши стихи о несчастной любви, Ильяс!
— Слушаю, великий шах. Буду писать о знаменитых и печальных влюбленных — Лейле и Меджнуне, — с готовностью ответил поэт.
Отец Басили был в приподнятом настроении. Его зачислили в дворцовый штат и повысили жалованье!.. Низко склоняясь над пергаментом, он записал: «Все возымели желание соединить Давида с Тамар и дело доверили Богу. Тамар тоже покорилась их воле, так как знала юношу. Не стали медлить, свели их в Дидубэ и соединили Давида с Тамар…»
Решение наболевшего династического вопроса соединенными усилиями царской семьи и придворных генеалогов было найдено и претворено в жизнь.
…Темной ночью по каменистой дороге двигалась по направлению к горному хребту небольшая группа всадников. Записка брата догнала Захария в пути. Иванэ кратко сообщал об объявленной помолвке царицы Тамар с Давидом Сосланом.
Глава XVIII. АШХЕН
Большая харчевня, что в полуподвале на рынке, всегда по вечерам полна анийцами. Помещение с низким сводчатым потолком забито столами, втиснутыми между бочками с арахом и ширакским пивом, бурдюками с араратским вином. За столами расселись торговцы помельче, разный ремесленный люд и приезжие земледельцы. С каменного свода свешивались связки лука и чеснока, несколько окороков. Капала влага. В харчевне душно. Пахнет человеческим потом и жареным мясом.
Редким гостем в харчевне был оружейник Кюрех. Но в тот день он вознамерился угостить Петроса, которого с согласия цехового «старика» перевели из учеников в подмастерья. С трудом нашли свободный стол, и, усевшись на колченогий стул, Кюрех заказал шашлык.
— Добавь к нему кувшин доброго пива, — напутствовал молодого слугу оружейник и, обращаясь к новому подмастерью, добавил: — Нынче за твое здоровье выпить надо, Петрос-джан! Чтобы, поскорее варпетом стал бы…
За соседним столом сидели два сельчанина в домотканой одежде, с разбитыми кожаными поршнями на ногах и рассказывали огороднику из предместья:
— Четыре и больше дней на барщине работать заставляют!
— А не выйдешь в поле — треклятый староста Паткан (чтоб околеть ему без покаяния!) тотчас с десятскими на дом явятся, изобьют как собаку, силком на работу поведут… или в подвалы на хлеб и воду посадят. Они у нашего парона огромные, все село туда упрятать можно!
— А подати прибавляют! Опять-таки, кроме десятины, еще подношения по праздникам попу подай! Сил не стало больше терпеть, брат! Вот и сбежали мы с соседом к вам, через границу. Бобыли мы оба, паронам мстить будет некому! А теперь мы на любую работу согласны…
Чуткое ухо оружейника сразу уловило в голосе злобу и отчаяние. Повернувшись к ним, Кюрех сказал:
— Чудно́ говорите, друзья! Ну как можно требовать от земледельца столько дней работы? Как он тогда семью прокормит да подати уплатит?
Сельчане рассердились, громко закричали:
— Не хочешь — не верь, рамик, а тогда и в разговор наш не суйся!
— Осел и тот не терпит лишней ноши! — пробормотал Петрос.
— Молчи, Петрос! — резко оборвал его Кюрех, оглядываясь на сельчан. — Сам-то ты тоже не стерпел, сбежал из деревни. А может быть, там оставаться надо было, господскому гнету сопротивляться… как наши деды славные делали!
Обращаясь к крестьянам, Кюрех мягко сказал:
— Да вы не сердитесь, братья! Добра вам желаю, помочь хочу. Так и быть, уговорю хозяина вас на работу принять. Одного меха качать, а тебя, что покрепче, на молот возьму. Согласны?