Тигран был и польщен и раздосадован, когда Ашхен, вернувшись домой, объявила ему о согласии княгини Саакдухт оставить ее в замке. Но тут со всех сторон напали на Тиграна родственники. Было ясно доказано, что старому вдовцу трудно жить со взрослой красавицей дочерью в большом городе, который кишит безбожными агарянами. Мало ли что может случиться? А у княгини Ашхен будет в покое и безопасности. Добрая Саакдухт и замуж выдаст Ашхен — любит она свадьбы устраивать, и приданое даст хорошее! Разгневался тогда Тигран и громовым голосом возгласил:
— У моей дочери свое приданое есть! Достаточное, не хуже и не меньше, чем у любой вашей азатани[116]!
На этом родственный спор завершился. Ашхен осталась в княжеском замке, а Тигран стал готовиться к отъезду. Грузя с подмастерьями медные чушки на арбы, он грустил, думая о близкой разлуке с дочерью.
Накануне его отъезда Захарий возвращался с охоты. Проезжая через предместье, где гостил оружейник, он решил, что неплохо бы поручить Тиграну вместе с другими анийскими кузнецами приготовить некоторое количество мечей и наконечников для копий его конницы (верные люди всегда доставят готовое оружие через границу)… Подъехав к дому и спешившись, Захарий громко ударил дверным молотком. Не дожидаясь, пока ему выйдут навстречу, он сам открыл створку ворот и поднялся по каменной лестнице на второй этаж. В дверях Захарий чуть не столкнулся с Ашхен — она пришла из замка, чтобы собрать старика отца в дорогу.
Захарий остановился, пораженный. Где были до сих пор его глаза? Он встречал стройную девушку в переходах замка и за общей трапезой, но, вечно погруженный в свои мысли, не обращал внимания на редкостную красоту. Перед ним стояла сама Астхик, древняя богиня любви…
В упор посмотрела на Захария Ашхен. И тотчас, как бы защищаясь, опустила тяжелые ресницы.
Захарий хотел что-то сказать, но не смог и только, не отрываясь, глядел на красавицу. Вышедший в прихожую Тигран с громким приветствием пригласил почетного гостя в горницу.
Каждый крупный властитель в своей резиденции обычно стремился подражать дворцовому обиходу, создавал из своих вассалов подобие царского двора. Так и в Дорийском замке постоянно проживали юноши и девушки из вассальных благородных семейств в качестве эджибов и придворных дам. Ашхен не была дочерью ни ишхана, ни аспета[117]. Но привлекательная внешность, живой и ласковый характер быстро привязали к молодой анийке всех членов княжеской семьи. Только глава дома — сам великий ишхан был холоден с Ашхен, даже после их встречи в предместье. Кстати, он должен был скоро уехать в Уджармо, где начинались обычные летние учения.
Княжна Вананэ и Ашхен, сидя за вышиванием драгоценных пелен для церкви, часто вели задушевные девичьи беседы. Однажды Ашхен задала тот же вопрос, который когда-то задала царица Тамар:
— Почему ишхан Закарэ до сих пор не женат?
Вананэ пожала плечами:
— Никто толком не знает, матушка в отчаянии! Брат отказывается от всех предлагаемых невест… — И с таинственным видом добавила: — Наверное, он чей-нибудь миджнур и до могилы должен остаться верным своей любимой!
— А кто это — миджнур? — простодушно спросила Ашхен.
— Миджнуры — это несчастные влюбленные. Я тебе дам прочесть одну повесть о них, недавно привезли мне из Тбилиси. Тогда ты поймешь, Ашхен, что такое неразделенная любовь!
Увы, ее собеседнице не надо было читать ни одну из восемнадцати поэм о «Лейле и Меджнуне», известных в восточной литературе, чтобы знать, что такое «неразделенная любовь»…
В комнату вошел, как бы невзначай, Захарий.
— Мой Закарэ, правда ли, что есть еще на свете миджнуры? — лукаво молвила Вананэ.
Легкая тень пробежала по лицу Захария. Он обратился к Ашхен:
— А как ты об этом думаешь, девушка?
Ашхен залилась румянцем, опустила веки. Потом дрожащим голосом ответила:
— О, великий ишхан, что я могу об этом знать? Но… мне очень такого человека было б жаль, от всего сердца! — И она прямо посмотрела на Захария.
— Это ты, Ашхен? Входи, девица!
Ашхен приблизилась и с поклоном, молча протянула Захарию шитую золотом бархатную пелену.
— Что это такое?
Ашхен с трудом выговорила, потупив глаза:
— Пелена для Синего монастыря, ишхан.
Захарий вспомнил: «А-а, это для церкви, которую построил в Тбилиси дядя Барсег!..» — И ласково спросил, пристально глядя в девичьи глаза:
— Так что ж, твоя княжна хочет, чтобы я отвез пелену в Тбилиси?
— Да, ишхан.
Голос у девушки дрожал. Она положила ткань на стол и хотела удалиться. Внезапно Захарий тихо позвал:
— Ашхен!
Свеча в руках девушки наклонилась, стрельчатые ресницы прикрыли дочерна потемневшие зрачки глаз. Быстрым движением выхватив подсвечник из узкой руки с длинными пальцами, Захарий поставил его на стол…
Так началась любовь могучего рыцаря и зеленоглазой девушки из Ани…
Вскоре настоятель монастыря Нор-Гетика, преподобный Мхитар Гош, писал ишхану Захарию, амирахору, эриставу Лори и других земель: