Отец бросился ко мне и прижал к себе так крепко, что едва не задушил.
Полиция и скорая приехали быстро. Тот день почти стерся у меня из памяти, а то, что я запомнил, было слишком похоже на сон.
67
Я никогда не винил отца за то, что он сделал той ночью. Дело было не только в отчаянном положении, в которое нас загнала мамина болезнь; ее нельзя было вылечить, ей становилось хуже день ото дня, и она совершенно утратила волю к жизни. Мама угасала, медленно и необратимо. Как описать ее страдания? Если существует высшая сила, которая посылает нам испытания, чтобы научить уж не знаю чему, именно она заставила моего отца прижать к лицу матери подушку. Человеческой воли на это не хватит; на такое способно только высшее милосердие. Моя мать была счастливой женщиной, ведь отец любил ее всем сердцем до самого последнего дня.
УСТАЛА БАС
Он рассчитал все идеально. Почти идеально. Миссис Пирсон придет к семи, войдет в мамину комнату и увидит, что больная спокойно умерла во сне. Тогда она разбудит родственников и сообщит им печальную новость. Принимая во внимание состояние моей матери, ни один врач ничего не заподозрит и не потребует вскрытия. «Скончалась от естественных причин». И дело с концом.
Но кое-что пошло не так. Во-первых, — и это было еще полбеды — я проснулся намного раньше обычного и спустился вниз. Почему? Я до сих пор задаю себе этот вопрос и не нахожу ответа. То, что маму нашел я, а не миссис Пирсон, ровным счетом ничего не изменило, но, будь на то воля отца, он ни за что этого не допустил бы.
Во-вторых, — и это было роковой ошибкой отца — он не учел, что на лице у мамы проступят темные пятна.
К тому времени Харрисон был шерифом уже несколько лет, но тогда он пришел к нам не только как полицейский, но и как друг. Он приходил несколько раз, как и его помощник Дин Тимберт. В первые дни после маминой смерти творилось очень много странного с точки зрения одиннадцатилетнего мальчишки, но сильнее всего меня изумляла бесконечная вереница полицейских и врачей — судмедэкспертов, как я понял позже. Когда я увидел свою мать мертвой, в душе у меня образовалась черная дыра, которая не затянулась до сих пор, но вместе с тем я испытал невероятное облегчение, которого и не думал стыдиться, ведь в нем не было ни капли эгоизма.
Мы с отцом и Марком по-разному относились к маминой болезни, но ее смерть нас сплотила. Мы делили на троих боль и молчание. Три неприкаянных души бродили по дому в поисках утраченного тепла, которое мама дарила нам даже тогда, когда была прикована к постели и не могла пошевелить ничем, кроме век.
Через пять дней после маминой смерти нам кто-то позвонил. Трубку взял отец. Завершив разговор, он сказал:
— Джонни, ступай в гостиную и послушай музыку. У нас с Марком будет взрослый разговор.
Моему брату едва исполнилось шестнадцать.
Кто-то оставил на вертушке пластинку Синатры
Я почти наугад выбрал
В перерывах между песнями до меня долетали приглушенные голоса. Марк что-то отвечал отцу. Они не ссорились, по крайней мере, так мне казалось, но яростно о чем-то спорили.
Ровно через двенадцать минут приехала патрульная машина. В тот момент как раз кончилась пластинка
Машину вел Харрисон, Дин Тимберт сидел на пассажирском сиденье. Припарковавшись, они подошли к распахнутому окну гостиной. Совершенно сбитый с толку, я смирно сидел там, где велел сидеть отец. Происходило что-то непонятное.
— Джонни, Эд разговаривает с Марком?
Я показал на кухонную дверь. Харрисон кивнул и поправил шляпу.
— Мы с Дином подождем в машине.
Через мгновение дверь кухни открылась. По искаженному лицу Марка я понял, что случилось нечто ужасное, даже более ужасное, чем мамина смерть. Брат посмотрел на меня дикими, красными, полными слез глазами и бросился наверх.
Будь я немного постарше, догадался бы, что стряслось. Звонок, разговор за закрытой дверью, патрульная машина у нас на лужайке… Но когда отец позвал меня из кухни, я даже представить не мог, что он хочет мне сказать.
Я сел на стул, отец придвинул себе другой и устроился напротив меня.
— Это будет самый тяжелый разговор в нашей жизни. Ты умный мальчик и все поймешь, не сейчас, так потом. Ты должен услышать это от меня. Будет нелегко, но иначе никак не получится.
Я молчал. Не знал, чего ждать дальше.