Надо было слушать дальше: Марк должен рассказать о своих мотивах.
Нет, не за поступок. За убийство. Убийство собственной жены.
— Что ты натворил, Марк? — прошептал я.
Я с силой надавил на кнопку, и видео возобновилось.
— Сначала я хотел скрыть от отца, что работаю на заправке, но очень быстро понял, что ничего не выйдет. Во-первых, ее хозяин Фрэнк Кассонвиц был папиным хорошим знакомым и не стал бы от него ничего скрывать; если он и согласился взять шестнадцатилетнего парня на полставки, то лишь потому, что был за многое признателен его родителям. К тому же мне предстояло работать в магазинчике при заправке, куда заглядывали проезжавшие мимо жители Карнивал-Фолс. Рано или поздно кто-нибудь из них мог все рассказать моим. Так что я решил поговорить с отцом прямо. Разговор получился нелегким: если что-то в этом мире могло сравниться с большим сердцем Эда Бреннера, то только его же непомерное упрямство. Я пообещал, что не стану бросать учебу, а все заработанное пойдет нам с Джонни на карманные расходы.
Чего я только не делал: стоял за кассой в магазинчике, мыл уборные, проверял покрышки. Лишь заправлять машины мне не позволяли. Фрэнк сказал, что на это есть причины, но так и не соизволил их изложить. Я думаю, он попросту не хотел задеть самолюбие Рональда Мэткина, долговязого вздорного старика, который работал на заправке еще в семидесятые, когда отец Фрэнка только открыл свое дело. Отношения с Рональдом у меня не сложились, и это было самое неприятное, поскольку Фрэнк появлялся на заправке нечасто, и мне волей-неволей приходилось уживаться со стариком.
Я не смотрел на экран, мне было достаточно слушать голос брата. О своей работе у Кассонвица он почти не рассказывал, и такие подробности были для меня в новинку.
— Постепенно до Рональда дошло, что никакой угрозы для него я не представляю; я не планировал провести на заправке ближайшие сорок лет и занять его место. Все недоразумения были улажены, и между нами установился хрупкий мир. Кроме того, я выполнял самую тяжелую работу, которую Рональд терпеть не мог и к тому же попросту не тянул — в семьдесят многие вещи становятся человеку не по силам. Главной обязанностью Рональда была заправка баков. Большую часть дня он просиживал в старом кресле возле холодильника и ждал, когда подъедут клиенты. Все знали Рональда, и Рональд знал всех. Через месяц я стал чувствовать, что старик вполне доволен моим обществом; конечно, сам он ничего подобного не говорил. Он вообще говорил мало и ничего не рассказывал о себе. Я подозревал, что он вдовец, но точно не знал.
Однажды, когда мы скучали без дела, Рональд вдруг спросил, как себя чувствует моя мама. Я никогда не упоминал про ее болезнь и решил, что старик узнал о ней от Фрэнка. Я вкратце рассказал, как обстоят дела, Рональд внимательно слушал, кивал и не перебивал. А потом рассказал про свою семью. Рональд был мудрым человеком, даром что просидел всю жизнь на бензоколонке. Не скажу, что мы по-настоящему подружились после этого разговора, но я благодарен старику — он открыл мне то, что много лет носил в себе. То ли его сердце тронула моя беда, то ли я ему все-таки нравился. Скорее всего, и то и другое.