Амнезия

Наш финансовый крах приблизили два обстоятельства. Во-первых, мама подцепила инфекцию мочевыводящих путей, и отец не захотел отдавать ее в больницу. Кладовая превратилась в настоящую палату, набитую переносным оборудованием. Видеть маму присоединенной ко всем этим аппаратам, иссохшей, как осенний лист, было так больно, что я повадился запираться в ванной, чтобы вволю выплакаться. У мамы больше не было сил моргать, и она могла только слушать. Я чувствовал, что теряю ее, что она пропадает, как след от мелькнувшей на небе падающей звезды.

Окончательно семейный бюджет опустошил один ушлый доктор, обещавший больным БАС чудесное исцеление. Фамилия его была Шатлен, и я никогда не забуду проклятый день, когда этот трюкач появился в нашем доме. Мы втроем ужинали в кухне — с тех пор как мама слегла, никто не накрывал стол в гостиной, — когда раздался звонок. Отец сидел ближе всего к телефону и взял трубку. Пару секунд спустя, не сказав ни слова, он встал, поднялся на второй этаж и вернулся через пятнадцать минут с телефоном в одной руке и чековой книжкой в другой. «Мы так долго этого ждали», — сказал он со смесью радости и изумления.

Доктор Шатлен лечил травами и утверждал, что его метод дает удивительные результаты. Восемьдесят процентов выздоровевших, сказал отец, едва сдерживая слезы. Я тоже разревелся, потому что поверил: доктор Шатлен вернет мне мою маму, и она снова будет провожать меня в школу, печь свои фирменные оладьи и вязать перед телевизором. Я поверил, что в наш дом пришло чудо. Марк был куда сдержаннее. На следующий день на Гребне Ящера, ставшем для нас местом изречения горьких истин, он сказал, что этого Шатлена надо остерегаться, ведь вокруг полно обманщиков и шарлатанов, которые охотятся за людьми вроде нашего папы. За теми, кто хочет верить. Почему мой брат уродился таким пессимистом? Будь я на два-три года постарше, я бы понял.

Доктор Шатлен пришел к нам через несколько дней после звонка — почтенного вида человек лет шестидесяти, в круглых очках, с белоснежной бородой. Сначала он пожелал осмотреть пациентку, чтобы понять, принесет ли лечение плоды. Марка дома не было, а мы с отцом почтительно ждали вердикта эскулапа, осматривавшего маму так внимательно, будто рассчитывал поставить окончательный диагноз без всяких анализов. Врачи, которые наблюдали мою мать, были категорически против лечения неведомыми травами, но отец все равно решил попробовать. Что мы теряем, Джонни? Этот аргумент было невозможно опровергнуть.

Разумеется, доктор взялся лечить маму. Он делал ей один укол в день в течение двух месяцев. Я не знаю, сколько стоили инъекции, но деньги улетали с чудовищной скоростью.

Нам всем, включая больную, так хотелось верить в успех, что первое время мы и вправду замечали признаки улучшения. Мама, к моей радости, приободрилась. Иногда мне казалось, что она пошевелила пальцем. Я звал отца, мы садились у ее постели и как два дурака принимались ждать неизвестно чего.

Никаких улучшений, конечно, не наступило.

То ли мы угодили на удочку мошенника, то ли попали в двадцать процентов неудачников. Не знаю, да это и неважно. Через два месяца даже мой отец понял, что тратит деньги впустую.

Тридцать первое марта обещало стать выдающимся днем. Мы с моим новым приятелем Россом должны были пойти в гости к Мэгги Берк, смотреть кино с ней и ее подружками. Для меня в этом мероприятии не было ничего сверхъестественного, но Росс получил такое приглашение впервые и был в полном восторге. И даже меня заразил.

Я проснулся намного раньше, чем обычно. Миссис Пирсон еще не пришла, а папа и Марк спали. В другое утро я остался бы валяться в постели, но тогда мной овладела странная тревога.

Я решил приготовить себе завтрак, но сначала нужно было проведать маму — она иногда просыпалась рано. Я тихонько заглянул в ее комнату. Сквозь шторы на окнах пробивался тусклый свет, и я смог разглядеть, что глаза у мамы закрыты. И тут случилось нечто странное: каким-то непостижимым образом я понял, что она мертва. В воздухе что-то изменилось, словно затихло едва уловимое биение жизни. Дело было не в том, что я не слышал звуков дыхания, не в искривленном болезненной гримасой рте, не в темных пятнах на лице и не в едком запахе мочи. Все это я осознал лишь через несколько мгновений. Сначала я ощутил отсутствие жизни. Пустоту. Близость бездны. Я зажал себе рот рукой. Я все понял. Увидел то, чего не замечал раньше. Я протянул руку, робко, будто собирался коснуться опасного животного. Я боялся взять мамину кисть, которая торчала из-под простыни, похожая на мертвого белого паука.

Я заорал так, что задрожали стены, сполз на пол, дрожа и рыдая. Потом на лестнице послышались торопливые шаги, и я выбежал им навстречу. Отец спускался вниз босой, расхристанный, на ходу застегивая рубашку.

— Ты почему не спишь, Джонни?! Где миссис?…

В тот же миг открылась входная дверь, и в дом вошла миссис Пирсон. В одной руке у нее была сумка, в другой ключи. Книга, которую она несла под мышкой, упала на пол.

— Мама, — наконец выговорил я сквозь рыдания.