– Вы неплохо учились в школе… Но, конечно, несложно. Это же было коммерческое отделение. Михаил Александрович не очень хотел, чтобы вы шли на медицинский, но вы его уговорили.
– А у меня были подруги?
– По-моему, нет.
– Я была такая плохая?
– Почему сразу плохая? Хорошая, но изолированная слишком. Ваш отец перестраховывался. Ему казалось, он лучше знает, как надо.
– А парня этого, дипломата, вы видели?
– Нет, что вы.
– Я скрывала эту связь от отца?
– Богатым вообще сложно, – туманно пояснил он.
Они подошли к нужной двери, постучались.
– Вы останетесь снаружи, – твердо сказала Марина «шоферу».
Он пожал плечами.
К этому моменту она успела забыть, что у нее уродливое лицо – ей напомнили взгляды людей в кабинете. Но она уже чему-то научилась.
«Не гневи Бога! – вот что сказала она себе. – Ты не одна на свете такая несчастная. Позволишь этим взглядам убивать себя – они убьют. Не позволишь – они отлетят, как от брони».
– Марина Михайловна? – приторно произнес пожилой следователь. – Как же я за вас рад! Жаль, ваш батюшка не дожил! Как же он хотел дождаться того момента, когда вы выздоровеете, сколько он для вас сделал! Хороший у вас был отец, пусть земля ему будет пухом. До чего несправедливо все получилось!
Остальные мужчины поднялись из-за столов и стали выходить из кабинета, деликатно отводя взгляды. Наконец дверь захлопнулась за последним.
– А у вас батюшкин характер! – улыбаясь, произнес следователь и погрозил ей пальцем. – Не хотите сдаваться? Это здорово, это вам пригодится в жизни. Вот только не уверен я, Марина Михайловна, что смогу вам помочь.
– Да мне нужно только то, что вы насобирали. Я же ничего не знаю.
– А зачем вам это? – сочувственно спросил он.
– Я восстанавливаю память.
– Так этот-то момент, может, и не надо восстанавливать? На черта он вам сдался? Что это за ценный момент такой – выбросьте его из головы, вот уж сокровище нашли!
Ей даже показалось, что он ерничает, придуривается.
Марина молчала, глядя следователю в глаза. Пауза затягивалась. Он не выдержал первым, вздохнул.
– Как хотите, вольному воля, – произнес он. – Вот тут выписки. Если будут вопросы, я отвечу… Знаете, Марина Михайловна, у меня громадный опыт, и я твердо знаю одно: если убийство не раскрыто в первые две недели, оно уже не будет раскрыто никогда. Нас работало десять человек!
– А я там была, – напомнила она.
– И это верно, – неожиданно легко согласился он. – Пойду курну в кофейню… Вот вам тут чайничек, если чайку захотите, вот сахарочек, – он достал из стола литровую банку с сахаром. – Вот стаканчики…
У нее болела голова, немного мутило. Врачиха из клиники предупреждала, что надо отлежаться, но она боялась сойти с ума. «Я пролежала пять лет! – эти слова возникали в голове помимо воли, всплывали сами по себе: настойчивые, насмешливые… – Пять лет выброшены из жизни по чьей-то злой прихоти! Но я очнулась вопреки всему. Я обязана идти вперед».
И вдруг она вспомнила. Откуда-то пришла эта притча, словно дым от сигареты или туман над вечерним озером; похожая на змею, вызванную из корзины флейтой факира, она беззвучно поднялась со дна и встала у нее перед глазами – Марина видела все ее завитки и кружевные перевивы…
У раббе Мойши спросили:
«Какого обвинения Бога ты боишься больше всего, когда предстанешь перед Ним на Страшном суде?»
«Ах! – сказал раббе Мойша. – Я не боюсь, что Бог спросит меня: «Раббе Мойша, почему ты не стал пророком Моисеем?», я боюсь, что он спросит: «Раббе Мойша, ну почему ты не стал раббе Мойшей?"»
Это было первое воспоминание, пришедшее не во время пробуждения, а позднее… Точнее, оно было третьим: после больницы и целующейся парочки. Первым и особенным оно было в другом смысле – в отличие от предыдущих, оно оказалось полным: с началом, концом и даже моралью.
Значит, вспомнить можно.
Никто не требует от тебя, Марина, чтобы ты стала кем-то. Стань Мариной – и этого достаточно…
Она на секунду зажмурилась – успокаиваясь. Потом открыла первую папку с бумагами.
Покушение на Марину Королеву состоялось теплым сентябрьским вечером двухтысячного года. Охранник обнаружил девушку в девять часов пятнадцать минут – значит, ее пытались убить не раньше девяти. Если бы раньше, она бы уже умерла.
Клуб института находился на краю не очень большой – в две полосы – улицы. Туда выходило его парадное крыльцо, там все курили. Другая дверь вела в темный парк. Она была стеклянной, то есть из коридора клуба смотрелась, как черное пятно. Над этой дверью висел фонарь, но его все время выключали. Задней дверью пользовались только те, кто выбегал на пятачок к наркоманам, либо влюбленные парочки. Ни те ни другие не были заинтересованы в публичности.
Марина Королева поступила в медицинский институт в конце июня и летом должна была отработать в отделе кадров – таково было правило. Но для нее сделали исключение. Она появилась в институте только второго сентября, на занятиях.