Амнезия

«Ее мачеха работала лаборанткой в медицинском, и Михаил Александрович говорил шутя, что женщина в белом халате неотразима. Мне кажется, Марина слишком серьезно восприняла эти слова. Ей всегда хотелось нравиться отцу. Она мечтала быть главной в его жизни. Может, она даже не понимала, что он шутит. Ведь Лола давно уже нигде не работала и ни в каком белом халате не ходила».

Оказывается, Маринина мачеха тоже пыталась учиться в медицинском институте. Королев оплатил ей эту учебу, но она ее не потянула, ушла. Это было за три года до Марининого поступления.

Тут волей-неволей следователям пришлось заняться отношениями Марины и ее мачехи. Они оказались ровными, хотя и прохладными. У Марины не было обид за мать, но вряд ли она радовалась, что в жизни отца есть женщина. Наверное, она ревновала, но, во всяком случае, хорошо скрывала ревность.

Мачеха ее тоже не очень любила. За неделю до покушения она уехала на родину – к своей матери, которая тяжело заболела, и, даже узнав о том, что случилось, не примчалась обратно, а пробыла у матери еще десять дней.

«За Мариной стоял Миша и все его деньги, – объясняла она потом. – У моей матери же никого не было рядом. Я была нужнее там».

Конечно, нормальный человек спросил бы: при чем здесь деньги? Дело ведь не в Марине – разве Михаилу Королеву не нужна была поддержка в эти страшные дни? Но это спросил бы нормальный человек у нормального человека. Богачи – они ненормальные. У следователей не было сомнений в том, что в мире таких, как Королев, все женятся и влюбляются по каким-то кривым и нечеловеческим причинам: из-за денег, из-за красоты и никогда по любви. «Если в чем-то можно быть уверенным, так это в том, что Лола не будет носить мне передачи в тюрьму», – говорил Королев всем и каждому. Грустно говорил, надо думать…

Поскольку отец всегда был сильно занят, а мачеха в середине сентября уехала из Москвы, больше всего по поводу Марининого похода на дискотеку расспрашивали именно охранника. Он не мог сказать ничего вразумительного.

«Она была в последние дни очень взвинченной и в то же время замкнутой. Словно что-то планировала или на что-то решилась. Я думал, она хочет уйти из института, но не знает, как сказать об этом отцу. Михаил Александрович всегда презирал тех, кто сдается. А она страшно хотела, чтобы он ее уважал. Он с ней долго обсуждал выбор профессии, и она говорила, что все обдумала. А он был такой: если кто-то говорит, что все обдумал, а сам потом идет на попятную, Королев его сразу считает безответственным и отворачивается от него.

– Это в бизнесе, наверное, а не в отношениях с дочерью, – заметил следователь.

– Он был хорошим воспитателем и к Марине предъявлял строгие требования, – не согласился охранник. – Почему я еще думаю, что она собиралась уходить из института: она мне как-то сказала, числа где-то двадцать третьего: «И зачем я только сюда поступила! Как все раньше было просто. Никогда не надо знать правду ни о чем!"»

Марина отодвинула от себя листок. Рука ее слегка дрожала. Это были первые слова, посланные нынешней Марине ею самой.

Весточка от Марины прежней.

Какие странные слова, учитывая ее сегодняшние обстоятельства! Она уже думала об этом: нужна ли ей правда? Марина прежняя считала, что нет.

И если она продолжит искать, то будет ли она прежней Мариной?

«Правда! – прошептала она. – Что это такое? Зачем она нужна? Не благодаря ей ли отец выбросился из окна? – и тут же сжала кулаки так, что косточки побелели. – Да кто тебе сказал, что ты когда-нибудь станешь прежней? Даже не мечтай об этом! Какое ты имеешь отношение к той девочке, которая всю жизнь прожила в оранжерее, сурово охраняемая любящим, но непреклонным отцом. Та девочка больше всего мечтала ему понравиться, а он платил за это любовью и заботой. Его уже больше нет! И нет его любви, нет придуманного им будущего. Весь мир другой, а ты мечтаешь найти себя прежнюю?! Удар по голове не лишил тебя наивности… Впрочем, была ли та девочка наивной?»

«Она была скрытной, – продолжал свои показания охранник. – Например, несколько дней подряд я не заставал ее дома. Она куда-то ездила без меня! Вначале я думал, что ее стесняет ее положение, что ей неудобно перед однокурсниками. Ну, вроде как она считает себя там изгоем. Думал, может, ей кто-то что-то высказал насчет отца…»

– Никто ей ничего не высказывал, – перебил следователь. – Мы всех опросили.

– Да, я знаю. Я сам у нее спросил, мол, если тебе неудобно, посоветуйся, может, я что-то подскажу. Она только засмеялась. Я понял, что дело не в этом.

– А куда она ездила без вас?

– Понятия не имею!

(Следователи, кстати, этого так и не выяснили.)

– Сколько раз это было? И когда?

– Да раза два, не меньше. Тоже в конце сентября.

– Но на дискотеку она все-таки поехала с вами.

– Да. Она мне об этом сказала в пятницу вечером. На следующий день мы поехали.

– Как она была одета?

– Скромно. Джинсы, кофточка, темные очки – она в них любила ходить, думаю, подражала звездам. Мне показалось, она сильно нервничает. Я несколько раз заговаривал с ней, но она отмалчивалась. У нее в руках был какой-то пакет.