Амнезия

Но обилие таких доводов доказывало: других, более существенных, не будет. А значит, Михаил Королев виноват.

Но если ему хватит воли стать еще подлей, чем он есть по материалам дела, то, возможно, у него появится шанс выпутаться.

– Я иногда думаю, – говорил юрист в сигарной, – какая это библейская история на самом деле! Какое искушение! Настоящая битва между Богом и Дьяволом на пространстве одной, отдельно взятой души. Если тебя ударили по левой щеке – подставь правую и разомкни цепь зла. Если все вокруг играют нечестно – играй честно, но спаси душу. У нашей страны главная проблема – семидесятилетний государственный атеизм. Это он всех сделал негодяями. «Если Бога нет, то все позволено». А если веришь, что рискуешь бессмертной душой, то и деньги не соблазнят, не правда ли?

– Как правильно сделал Мишаня, что не доверился этому балаболу, а просто подкупил всех и вся! – тихо сказал один обитатель сигарной другому. – Могу себе представить лица наших затюканных судей, когда этот Плевако рассуждает о битве между Богом и Дьяволом.

– Ты знаешь, не соглашусь. На процессах он очень конкретный господин. И подозрительно близок народу. Куда только девается его любовь к философии?

… Государство проиграло процесс Королева, несмотря на обильные доказательства его виновности. Где произошла главная подмена – никто не понял. Официальная версия королевского журнала была ехидной: «Они были так уверены в победе. Эта уверенность сыграла с ними злую шутку!»

Демократические газеты комментировали более обтекаемо: «И следствию, и прокуратуре нужно учиться работать в новых условиях. При ручных судах они настолько разбаловались, что даже не утруждают себя поиском неопровержимых доказательств: все равно судья сделает так, как приказано. Это хороший урок. Иногда можно пожертвовать и правосудием, чтобы научить его жрецов. В конце концов, пусть лучше виновный останется безнаказанным, чем из-за тех же ошибок невиновного накажут».

Это была хитрая и несокрушимая мысль.

Лишь несколько коммунистических изданий нападали на суд со своих позиций. Но они это делали вяло и как бы нехотя. С одной стороны, да: Королев воровал у простых людей и приказывал убивать конкурентов – это страшные издержки преступного режима, рожденного Ельциным. Но и нынешний режим не лучше: он такой же продажный, гнилой, жестокий… И переходили на режим.

Марина поймала себя на странной мысли: главные вещи почти не говорились, и именно из-за этого они вдруг стали звучать в ее голове все настойчивей, все слышнее. Так бывает – никто из собравшихся не говорит о том, ради чего все собрались, и из-за этого всеобщее умолчание вдруг начинает громко разговаривать собственным голосом.

Сейчас она понимала, что это было очевидное дело и ее отец виновен.

Марина почти не удивилась, когда в одном из журналов девяносто девятого года встретила фамилию следователя Турчанинова. Статья начиналась почти насмешливо, но уже к середине стало понятно: автор настолько огорчен, что ему остается лишь иронизировать над собственным огорчением.

Делу Михаила Королева следователь посвятил несколько лет жизни. Он был лучшим специалистом в своей области, и ему не надо было учиться собирать доказательства: он их собрал много и все неопровержимые. Турчанинов был уверен, что Королев преступник. Верил ли он, что победит?

Это хотел знать и журналист.

– У вас были сигналы, что на развал дела брошены гигантские суммы?

– Мне говорили.

– Вы в это верили?

– Не очень. Дело получило большую огласку, и я думал, что это защитит от коррупции.

– Вы сейчас считаете себя наивным?

– Я верю в торжество добра.

– Кто поможет добру восторжествовать?

– Не понял вопроса.

– Кто сможет наказать Михаила Королева? Новый президент? Люди, обиженные Королевым? Бог, в конце концов?

– Без комментариев.

– Правда, что вам угрожали?

– Правда.

– Это сыграло роль в развале дела?

– Думаю, что Королев решал вопрос сразу многими путями. Один из них привел к победе раньше других. Угрозы просто не успели сработать.

– А если бы все затянулось, они бы сработали?

– Без комментариев.

– Угрожали только вам или вашей семье?

– Угрожали моим детям.

– Смертью?

– Да.

– Как вы думаете, угрозы были бы осуществлены?

– У меня есть доказательства, что раньше в похожих ситуациях они осуществлялись.

– Когда вы поняли, что дело проиграно?

– Когда первые три свидетеля отказались от показаний. Потом уже был настоящий снежный ком. Вещественные доказательства исчезали, задержанных отпускали под подписку о невыезде, и они немедленно скрывались за границей… Однажды из сейфа просто исчезли все бумаги. Вот так – взяли и исчезли.

– А вы были уверены в своих доказательствах?

– Абсолютно.

– Правда, что вы уходите из органов?

– У меня нет другого выхода. Я готов играть трагическую роль… А мою сегодняшнюю роль можно, с большой натяжкой, правда, но все-таки назвать трагической. Если я останусь в милиции после всего, что произошло, то это уже будет фарс. В нем мне играть неинтересно.

«И он улыбнулся. Это была грустная улыбка – мне кажется, следователь жалел нас с вами», – написал автор статьи.