Амнезия

– Что за пакет?

– Да пластиковый, обычный. В нем что-то лежало. Что-то небольшое. Она этот пакет держала не за ручки, а так – скомкала как бы. И еще за низ этого предмета придерживала.

– Не говорила, что должна с кем-то встретиться, что-то передать?

– Нет. Я спросил про пакет, она сказала: здесь косметичка.

Марина зашла в клуб, а охранник остался у парадного входа. Она сама его об этом попросила. Он снова решил, что ей неудобно перед однокурсниками, и спорить не стал.

Примерно через час он почувствовал странное волнение, которое сам не смог объяснить, но которое связывал с улицей. В девять часов десять минут он пошел на поиски.

Марина думала, что описание найденного тела, все эти чудовищные подробности покушения подействуют на нее сильнее всего – но нет, как ни странно, именно эти страницы она читала почти спокойно.

Она лежала у крыльца черного хода (охранник немедленно включил там фонарь), вокруг нее валялся разный мусор – даже старые шприцы и презервативы; лежали там и осколки емкости, в которой находилась кислота.

Следствие обратило внимание, что у ее туфли отломан каблук. Его сразу нашли – он торчал между плитами крыльца. Нога Марины была сильно подвернута и поранена. Если бы это было худшее, что с ней произошло, она бы хромала не меньше двух месяцев…

Дальше шли медицинские описания, и она все-таки пропустила пару абзацев – мало ли, обморок может настичь внезапно.

Долго выясняли, что чему предшествовало: кислота удару, удар кислоте, подвернутая нога удару или как-то иначе. В любом случае, все это произошло очень быстро. Следователи вначале были уверены, что кислотой могли плеснуть только тогда, когда она потеряла сознание (иначе был бы слышен ужасный крик), но врачи развеяли их уверенность. От болевого шока она могла мгновенно отключиться.

Более того: проведя десятки экспертиз, решили, что вначале Марину облили кислотой, а потом, когда она упала лицом вниз, сильно стукнувшись при этом, ударили по затылку.

Чем?

Орудия убийства не нашли. Склонились к тому, что это был твердый металлический или каменный предмет и он был унесен злоумышленниками с места преступления.

Удар был очень профессиональный. Скорее всего, наносил его настоящий киллер. Почему же он не выстрелил? Боялся, что это будет слишком громко? Но он мог использовать глушитель. Разыгрывал какую-то сцену? Но он это сделал плохо – его замысла не поняли.

То, что никто на дискотеке ничего не слышал, было неудивительно. Там грохотала музыка. Несколько Марининых однокурсников видели ее на втором этаже, они утверждали даже, что она танцевала, не сняв свои темные очки. Половина танцующих была в очках – так было модно.

Возможно, кто-то что-то слышал на наркоманском пятачке. Но никто ни в чем не признался. Правда, музыка грохотала на весь парк – на втором этаже танцпола были открыты окна.

«Мало же вы накопали, – насмешливо и почти равнодушно произнесла она. – Где и кем куплена кислота – неизвестно, куда делся пакет – неясно, почему пошла на дискотеку – непонятно».

Искали в основном по связям отца. Большую часть бумаг занимали эти стандартные вопросы: может, отняли у кого-то акции? Может, кто-то угрожал за то, что перешли дорогу? Бандиты ничего не вымогали?.. Бесконечные вопросы, которые, видимо, рвали и рвали отцу душу.

Как же он себя чувствовал в те дни? Больница, милиция, работа, больница, милиция… Как не покончил с собой еще тогда? Но тогда еще не было честного Иртеньева, по-западному говорящего правду, не было этих ужасных однотонных лет, отмечаемых бесконечными дорожками кардиограмм и мелодичным пиканьем дорогих аппаратов. Это для нее время остановилось, для него оно шло.

Бедный отец…

Марина отложила бумаги, положила голову на сцепленные руки, задумалась, глядя в окно. «Теперь меня мало что может удивить», – безучастно подумала она.

Она ошибалась.

В соседнем кабинете в это время происходил разговор, последствия которого сильно удивили ее уже через два часа.

– Иван, – сказал по телефону хозяин этого кабинета, – у меня для тебя неприятные новости. Полиция Марбеллы прислала запрос на главврача клиники фонда. Они что-то на него нашли, он теперь подозреваемый. Поскольку главврач – ты, я решил тебя по старой дружбе предупредить.

– Пожалуй, я подъеду, – после паузы сказал Турчанинов. – Надо кое-что выяснить.

Когда через два часа Марина выходила из здания управления, она увидела через дорогу Турчанинова, закрывавшего дверцу своих «Жигулей». Кажется, он ее не заметил – она быстро встала за кустами. Вполне возможно, его вызвали, потому что… Но он не пошел к бюро пропусков, он протянул милиционеру какие-то корочки.

«Странно», – тихо сказала она вслух. Потом поразмышляла немного и набрала телефон фондовского адвоката Крючкова.

– Извините, что беспокою… Вы ведь ведете все наши дела. Вы не знаете: когда Турчанинов устраивался на работу, он представлял какие-нибудь документы? Паспорт, например?

– Вы нас обижаете, Марина Михайловна. Пока вы лежали в клинике, там было режимное предприятие. Как же без паспорта? Конечно, представлял.