Я подставляю ей губы, ощущая спиной взгляды статуй, и свет, льющийся от фонтанов, и как позади нас на небосклоне моря восходит отраженье луны.
– Про тебя столько разного говорят, – шепчет Блэр. – Но я ничему не верю.
* * *
Открываю дверь своей квартиры. Свет выключен, и только чуть повыше дивана белый прямоугольный блик: мерцающий экран телефона озаряет снизу страшное лицо Рипа. Не пугаюсь только потому, что пьян; нащупываю выключатель, и комната медленно наполняется тусклым светом. Рип не торопится начать разговор – сидит, развалясь на диване, как у себя дома, рядом – початая бутылка текилы. Наконец изрекает, что весь вечер проторчал на какой-то предоскаровской церемонии, и потом мимоходом интересуется, где был я.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю. – Как ты вошел?
– Добрые люди впустили, – отвечает, словно это и так понятно. – Пойдем прокатимся.
– Зачем?
– Затем, что твоя квартира, скорее всего, – прищуривается, – прослушивается.
* * *
В лимузине Рип показывает мне мейлы из почтового ящика allamericangirlUSA@earthlink.net
, принадлежащего Рейн. Всего их четыре, и я читаю один за другим с риповского айфона, пока лимузин катит по пустынному Малхолланд-драйв – старая песня Уоррена Зивона реет в кондиционированной тьме. Поначалу вообще не понимаю, что это, но в третьем мейле я ей якобы написал, что «убью этого ублюдка» (имея в виду ее «любовника» Джулиана), и в моем сознании письма приобретают сходство с устаревшими географическими картами: в чем-то они точны и, безусловно, составлены с тайным, но вполне определенным умыслом, но некоторые детали взяты словно бы с потолка, не имеют никакого отношения ни к Рейн, ни ко мне (упоминание о Каббале, наш обмен язвительными замечаниями в адрес музыкального номера на недавней оскаровской церемонии (ироническая версия «On the Sunny Side of the Street»* в исполнении Хью Джекмана**, которую я даже не видел), мое увлечение знаками зодиака), однако если абстрагироваться от фактических неточностей, суть наших отношений схвачена верно. Внимательно вчитываюсь в третий мейл, пытаясь понять, кто мог его сочинить (рассовать между строк улики, предложить читателю ниточки, которые разматывали бы весь клубок), и вдруг до меня доходит: это неважно, все ниточки тянутся ко мне, я доигрался.* «На солнечной стороне улицы» (1930) – песня композитора Джимми Макхью на слова Дороти Филдз, джазовый стандарт.
** Австралийский актер, проводивший 81-ю церемонию вручения премии «Оскар» в 2009 г.
– Прочти, пожалуйста, следующий. – Рип наклоняется и пролистывает дальше так же буднично, как если бы я смотрел рекламный буклет. – Интересная деталь про тебя и эту пропавшую сучку – ее соседку.
В четвертом письме я будто бы угрожаю сделать «с Джулианом то же, что уже сделал с Амандой Флю».
– Как к тебе это попало? – спрашиваю, сжимая в руках айфон.
– Я тебя прошу, – вот и весь ответ.
– Я этого не писал, Рип.
– Может, писал, – говорит, – может, не писал. – Пауза. – Может, она сама написала. Но мне подтвердили, что отправлено с твоего адреса.
Еще раз бегло просматриваю все четыре письма.
– «Я убью этого ублюдка», – сипит Рип. – Вроде, стиль не твой, но кто знает?.. От тебя-то обычно холодом веет, а тут… искренность, грусть, – читает вслух с айфона. – «Но на этот раз страсть меня захлестнула, и я нее состоянии контролировать свои чувства…» – Давится смехом.
– Зачем мне знать про эти письма? – спрашиваю. – Я их не писал.
– Затем, что теоретически тебя можно за них привлечь.
Отстраняюсь от Рипа, даже не пытаясь скрыть отвращения.
– Каких детективов ты насмотрелся?
– Дерьма всякого по твоим сценариям, – говорит без всякой усмешки. – Кто же в таком случае написал эти мейлы, Клэй? – спрашивает с притворной игривостью, как будто знает ответ.
– Может, она же и написала, – бурчу во тьме.
– А может… кто-то другой, – говорит. – Кто-нибудь из твоих недоброжелателей.
Отмалчиваюсь.
– А ведь Барри тебя предупреждал о ней, – говорит.
– Барри? – повторяю, не вслушиваясь, уйдя с головой в айфон. – Что?
– Вульф, – говорит, – Твой персональный гуру. – Пауза. – Гуру с бульвара Сотель, – поворачиваясь ко мне. – Он тебя предупреждал о ней. – Опять пауза. – А ты не послушал.
– А если я скажу, что мне по большому счету по барабану?
– Тогда я за тебя очень волнуюсь.
– Я не писал этих писем. Не слушает.
– Неужели ты ею еще не наелся?
– Как они к тебе попали?
– То есть я искренне сочувствую твоему… затруднению, – говорит, игнорируя мой вопрос. – Поверь мне, искренне.
– Какому еще затруднению, Рип?