Ампирные спальни

– Ты попросил ей помочь, и я откликнулся, но, как выясняется, чуть не поплатился за это жизнью, на что тебе, Джулиан, глубоко плевать.

Мои слова выводят Джулиана из равновесия: он сжимает губы, повышает голос.

– Слушай, клево, конечно, что ты меня выручаешь, но откуда эта навязчивая идея, будто Рип причастен к убийству Келли? Ты что-нибудь знаешь? У тебя есть доказательства? Или опять сочинил по обыкновению?

– Сочинил?

– Брось, Клэй, – говорит, и передо мной совершенно другой человек. – Тебе самому-то не надоело? Это уже даже не смешно. Мозги засираешь мастерски, ага, но для кого ты хоть раз что-нибудь сделал? – спрашивает искренне. – Одни обещания, в лучшем случае пробу устроишь, но сколько же можно врать?

– Джулиан, тормози…

– Как выяснилось, ты и впрямь ни для кого ничего не делаешь, – говорит. – Кроме себя. – Это он произносит почти с нежностью, что вынуждает меня наконец отвернуться. – Строишь из себя… – Пауза. – Уже даже не смешно. – Еще одна пауза. – Уже даже, в общем-то, стыдно.

Усмехаюсь, чтобы разрядить обстановку и не спугнуть его раньше времени.

– Что смешного? – спрашивает.

– Похоже, у меня неплохо получается, – говорю, – то, что я из себя «строю».

– Почему ты решил?

– Потому что ты купился, – говорю.

– Я и правда не думал, что ты в нее по-настоящему влюбишься.

– Это почему же?

– Блэр говорила, что ты неспособен на сильные чувства.

* * *

– Сам поведешь? – спрашивает Джулиан, пока мы спускаемся на лифте в гараж. – Или лучше я?

– Нет, я могу, – говорю. – Не передумал ехать?

– Нет, – говорит. – Хочу уже скорее отделаться.

– Уступи ему ее, – шепчу.

– Мы сегодня уезжаем, – говорит.

– Куда?

– Так я тебе и сказал.

* * *

Выехав на Сансет, я то и дело посматриваю в зеркало заднего вида, а Джулиан сидит на переднем сиденье и строчит кому-то CMC (надо полагать, Рейн), и я то включаю, то выключаю радио, но он не обращает внимания, и потом мы проезжаем Хайленд-авеню, и песня Eurythmics постепенно мутирует в голос, рассказывающий о продолжаюшихся подземных толчках после землетрясения, случившегося, оказывается, прошлой ночью, и я вынужден опустить все стекла и трижды съезжаю на запасную полосу, чтобы унять мандраж (мне повсюду слышатся полицейские сирены), и, когда за нами пристраиваются два черных «эскалейда»*, я смотрю в зеркало заднего вида уже не отрываясь, а когда съезжаю на запасную полосу в последний раз (прямо напротив купола «Синерамы»**), Джулиан наконец спрашивает: «Что случилось? Почему ты все время останавливаешься?» – и на пересечении бульваров Сансет и Голливуд я бесстрастно улыбаюсь ему – мол, не о чем волноваться, – и ярость, душившая меня в квартире, окончательно утихает, и теперь, сворачивая на Хиллхерст-авеню, я чувствую себя лучше.

* Модель «кадиллака», внедорожник.

** Cinerama Dome – кинотеатр в форме полусферы, построенный специально для демонстрации широкоэкранных фильмов.

* * *

Сразу за Франклин-авеню – здание, окруженное эвкалиптами, и, пока Джулиан выходит из «БМВ», всматриваясь в него, я получаю CMC «не выходи из машины», а когда он оборачивается и смотрит на меня за рулем, наши глаза встречаются. Черный «эскалейд» тормозит прямо за «БМВ», освещая нас фарами. Джулиан наклоняется к открытому окну пассажирской двери.

– Ты не идешь? – спрашивает и затем щурится на свет, бьющий сквозь заднее стекло, пока фары не гаснут, и тогда он снова фиксирует взгляд на мне, а я смотрю на него не мигая.

За спиной Джулиана три мексиканских парня вылезают из машины в крут света от уличного фонаря.

Раздраженно глянув в их сторону, Джулиан снова поворачивается ко мне.

– Клэй?

– Сдохни, тварь.

В ту же секунду Джулиан вцепляется в дверцу, которую я уже запер, и на миг просовывается через окно в салон, оказываясь совсем рядом с моим лицом, но парни его оттаскивают, и потом он исчезает так быстро, будто его вообще не было.

* * *

На Фаунтен звонит телефон, и я останавливаюсь на запасной полосе сразу за Хайленд. Доставая мобильник, замечаю, что мое сиденье пропитано мочой, и, хотя номер входящего звонка заблокирован, я знаю, кто это.

– Кто-нибудь видел, как ты его сюда вез? – спрашивает Рип.

– Рип…

– Никто не видел, так? – спрашивает. – Никто не видел, как ты его сюда вез, так?

– Что теперь со мной, Рип? Злорадный оскал молчания. Сделка, скрепленная тишиной.

– Хорошо. Свободен.

* * *

Рейн с воплем падает в мои объятья.

– Ты отвез его туда, – кричит, – ты его отвез? Прижимаю ее к стене, захлопывая дверь ногой.

– За что ты меня ненавидишь? – кричит.

– Рейн, тсс-тсс-тсс, все хорошо…

– Что ты делаешь? – кричит, пока я не закрываю ей рот ладонью.

Потом я валю Рейн на пол и стаскиваю с нее джинсы.

* * *

– Ты столько раз могла меня раскусить, – шепчу ей в спальне, где она лежит, оглушенная мощной дозой ксанакса и спиртного.

– Я и… раскусила, – говорит, лицо в синяках, губы влажные от текилы.

– Надо же, во что тебя наш городок превратил, – шепчу, откидывая волосы с ее лба. – Ничего… Я понимаю…

– Ваш городок ни во что меня не превратил. – Она тщетно пытается закрыть лицо руками.

Снова начинает рыдать, на этот раз безудержно.