Амулет

Некоторое время генерал с насмешкой смотрел на испуганное лицо юноши, затем небрежно произнес:

— Ваш бывший коллега принес мне эту книгу в дар, когда мы были с ним еще в хороших отношениях, и я как-то посетил его в Давосе.

— Так, значит, он все-таки жил когда-то, — произнес вполголоса Пфаненштиль. — Он существовал, и у него были книги…

— Да, жил, и еще как жил! По-особенному, — произнес генерал с ухмылкой. — Как раз сегодня ночью он мне приснился; это, наверно, от того, что весь вчерашний день мне пришлось заниматься крайне неприятным делом: я писал свое завещание. Что может быть досаднее, чем, будучи живым и здоровым, делить свое имущество?

Молодого священника одолевало любопытство. Вдруг этот сон генерала был предостерегающим видением, которое поможет ему, Пфаненштилю, пробудить в сидящем перед ним собеседнике благочестивые мысли?

— Не расскажете ли вы мне о вашем сне? — спросил он с искренним участием.

— Пожалуйста. Итак, действие разворачивается в Куре. Людская толпа, парики чиновников, военные, со стороны собора благовест и салютные выстрелы. Мы проходим под аркой ворот на епископский двор. Далее мы идем вдвоем, со мной рядом какой-то гигант. Я вижу только шляпу с пером, из-под нее огромный нос и свисающую на воротник черную как смоль бороду.

«Вертмюллер, — спрашивает великан, — кого мы хороним?» — «Не знаю», — отвечаю я. Мы проходим в собор между скамьями нефа. «Вертмюллер, — спрашивает он, — кого они отпевают?» — «Не знаю», — отвечаю я нетерпеливо. «Маленький Вертмюллер, — говорит он, — поднимись же на цыпочки и посмотри, кто лежит на катафалке?» Тут я начинаю ясно различать на углах покрова инициалы и герб Енача, и в то же мгновение он сам стоит около меня и поворачивается ко мне лицом — бледный, с потухшими глазами. «Черт побери, полковник, — говорю я, — вы лежите там, под покровом, с вашими семью смертельными ранами и в то же время ведете со мной здесь беседу? Что это, вы раздвоились, что ли? Да разве это разумно, разве это логично? Проваливайте в преисподнюю, шутник!» А он мне в ответ с подавленным видом: «Тебе не в чем меня упрекать, не важничай: ведь и ты, Вертмюллер, мертв».

У Пфаненштиля дрожь пробежала по телу. Этот сон накануне кровопролитного, без сомнения, похода, предстоящего генералу, показался ему серьезным предзнаменованием, и он принялся обдумывать слова, которые должен был теперь произнести как пастор.

— Полковника топором зарубила его возлюбленная, как быка, — продолжал Вертмюллер. — Со мной это не так-то просто будет сделать. Я готов пасть в бою, но не испустить дух, забившись в угол кровати…

Кто знает, возможно, ему пришла в голову мысль о яде; ведь он был впутан в интриги венского двора и нажил себе там своим честолюбием немало смертельных врагов.

— Но прежде чем сложить свои пожитки, — прибавил он после паузы, — я бы хотел осчастливить одного человека…

У Пфаненштиля слезы выступили на глазах — не из корыстных соображений, а от чувства бескорыстной радости по поводу этого прекрасного душевного порыва; но эти слезы тут же высохли, как только генерал докончил фразу:

— …особенно если вместе с этим можно будет устроить какую-нибудь хорошую проделку.

Генералу были чужды суеверные чувства, а если они и охватывали его на мгновение, то быстро проходили.

— Зачем вы явились? — вдруг спросил он своего гостя. — Не затем же, чтобы слушать рассказы о том, что мне снится по ночам?

Тогда Пфаненштиль изложил генералу с невинной хитростью — так как не хотел выдавать ему тайну своих любовных страданий, не рассчитывая на его сочувствие, — что, когда он изучал «Одиссею», им овладело непреодолимое желание познакомиться с родиной Гомера — Элладой. В отсутствие других возможностей удовлетворить свою тягу к путешествиям ему пришло на ум предложить генералу свои услуги в качестве священника походной церкви его венецианского полка, который стоит в греческих владениях республики.

— Это место освободилось, — сказал молодой человек. — Если вы хоть сколько-нибудь ко мне расположены, отдайте его мне.

Шестидесятилетний генерал посмотрел на него испытующим взглядом.

— Для такой опасной карьеры нужно обладать необходимыми качествами. Ваш костяк недостаточно прочен. Любой исключенный из университета забияка из Лейпцига или Вены сумеет внушить больше уважения моим ребятам, чем вы с вашим лицом апостола Иоанна. Можете выбросить это из головы. Если вам охота побывать на юге, то поищите себе место воспитателя какого-нибудь юного дворянчика и чистите ему платье. Впрочем, и это ни к чему. Лучше всего вам остаться дома. Оглянитесь по сторонам и сосчитайте, сколько вокруг церковных шпилей, — обетованная земля для священника, да и только! Здесь ваша Эллада, здесь и читайте проповеди. Откажитесь от этой затеи.

Воцарилось молчание. Затем генерал снова пристально посмотрел на молодого человека.