Амулет

— Я не сомневаюсь в том, что вы со всем рвением взялись бы за исполнение задуманного; но как это можно увязать с тем Пфаненштилем, которого я перед собой вижу? Тут дело неладно. Ведь вы не из тех сумасбродных любителей древности, что роются среди руин, — значит, вы отчаявшийся. Но с чего вам быть отчаявшимся? Что вас отсюда гонит? Ну-ка, говорите начистоту! Женщина? Ага! Вы краснеете! Где было ваше последнее место службы?

— В Ютиконе, у вашего двоюродного брата, во время его последнего припадка подагры.

— У моего двоюродного брата? Значит, у Рахели. Ну теперь все ясно и просто, как мой новый воинский устав. Девчонка вскружила вам голову, а потом, как водится, вильнула хвостиком! Из-за этого вы и покинули то место!

Пфаненштиль готов был скорее позволить вырвать сердце из груди, чем признаться, что Рахель расположена к нему. Он ответил со всей скромностью:

— Господин Вертмюллер, который благоволил мне, уволил меня, так как я не умею обращаться с огнестрельным оружием и побаиваюсь его; двадцать лет тому назад в моей семье от него произошло несчастье. Господин пастор принуждал меня стрелять в цель, а я ни разу в нее не попал.

— Вам следовало отказаться от этого, а так это уронило вас в глазах Рахели. Она-то всегда попадает в цель! Черт возьми, мне вспоминается, что за мной еще должок перед стариком: его преподобие образцово содержал мою свору в то время, как я воевал на Рейне. Он знаток этого дела. Гассан! Подай-ка мне лиловый сафьяновый футляр, он стоит в стеклянном шкафу в оружейной!

Мавр заторопился исполнить приказ, и вскоре у Вертмюллера очутились в руках два маленьких пистолета изящной работы. Он вычистил тряпочкой стволы и серебряную инкрустацию на ручках.

— Ну-с, любезный друг, продолжайте. Итак, девчонка дала вам от ворот поворот! Или, не ровен час, она вас любит?.. Природа и впрямь иногда преподносит сюрпризы! В таком случае отставку вам дала не она, а старый Вертмюллер? Как он это объяснил?

Сначала Пфаненштиль ничего не отвечал. Ему было очень не по себе, так как генерал во время своих речей взвел курок одного из пистолетов и дотронулся до собачки едва заметным движением. Курок спустился. Генерал взвел курок другого пистолета, вытянул руку, состроил гримасу. Ему удалось спустить его, лишь приложив огромное усилие. Вертмюллер недовольно покачал головой.

Пфаненштиль собрался с духом и попытался объяснить генералу истинную причину своего отчаяния.

— То Вертмюллер, а то Пфаненштиль, — произнес он таким тоном, словно речь шла о солнце и луне и он находил совершенно естественным, что им никогда не сблизиться.

— Брось ты эти ребячества! — прикрикнул на него генерал. — Разве мы еще не переросли Крестовых походов, в эпоху которых были изобретены гербы? Впрочем, и тогда, как и вообще во все времена, сам человек значил намного больше, чем имя. Вы не представляете, Пфаненштиль, как презрительно смотрели титулованные коллеги на плебейское мельничное колесо в моем гербе, когда я поступил на императорскую службу. Тем не менее им пришлось-таки стерпеть, что мельник спас и выиграл совсем было загубленную ими кампанию. Послушайте, Пфаненштиль, вам не хватает чувства уверенности в себе, и это мешает вам добиться Рахели.

Пфаненштиль находился в странном положении: он не мог разделить точку зрения Вертмюллера, так как смутно чувствовал, что подобная свобода от предрассудков ниспровергает весь принятый порядок вещей, а он привык относиться к нему с почтением даже в тех случаях, когда это ему вредило.

Но Вертмюллер и не ждал ответа или согласия: он поднялся и пошел с пистолетами в руках навстречу высокой и стройной девушке, которая появилась со стороны дороги, соединяющей полуостров с материком. Генерал услышал ее легкие быстрые шаги.

— Добрый вечер, крестница! — воскликнул Вертмюллер, и его серые глаза засияли.

Но девушка смотрела на него, нахмурившись, до тех пор, пока он не убрал оба пистолета, очевидно, ее раздражавшие, в карманы своего сюртука.

— У меня гость, Рахель. Позволь тебе представить моего молодого друга Пфаненштиля.

Девушка подошла ближе, а Пфаненштиль неловко встал со своего стула. Она старалась побороть смущение, но краска залила ее лицо до самых корней пышных каштановых волос. Пфаненштиль потупил глаза, как будто решил не смотреть ни на одно существо женского пола, но затем не выдержал и поднял их с выражением такого глубокого и лучезарного счастья, а карие глаза девушки так тепло глядели на него, что даже сам старик насмешник не мог не порадоваться искреннему влечению двух невинных человеческих сердец.

Как ни странно, он даже не попытался подшучивать над ними, чтобы усилить их замешательство. Порой, просто созерцая истинное чувство, мы переносимся из мира фальши и притворства в другой мир, чистый и искренний, где нет места насмешкам. Правда, генерал не стал бы долго молчать, но умная девушка вовремя обратилась к нему:

— Мне надо с вами поговорить, крестный. Я буду ждать вас на второй скамье у озера.