Её нёс один из самых крупных и самых первых её подопечных, она прозвала его Бык за его огромные размеры и соответствующую им мощь. Он редко появлялся в приюте и много времени проводил в лесу, то и дело притаскивая шкуры, кости, а иногда и целые туши разных зверей. Он всегда был молчалив, не рычал, не сопел. И, как ни странно, оказался смышленее многих.
По хрусту и по тому, как поднимаются примятые им молодые деревца и трава, она поняла, что идут они не по тропе, а по прямой, и вероятно, куда глаза глядят. «И это не мои глаза, – подумала она с опасением, но потом решила расслабиться. – Наплевать, они столько для меня делают, мне следует доверять им». Потом она вспомнила про то, как они собирают ягоды, и решила, что проверять все же не помешает.
– Стой, – произнесла она, – отпусти и развяжи меня.
Она приготовилась к тому, что её сейчас просто уронят, так, по крайней мере, поступило бы большинство из её инвалидов, но на этот раз её мягко положили на траву. Правда, немного ударили головой о торчащий из земли корень, но это можно было пережить. Большое тело Быка перекрыло ей половину неба и леса, он смотрел на неё и смотрел с неопределённым выражением на перекошенной морде. Потом его ухмылка вновь стала зверской, он нагнулся, схватил её путы и стал тянуть в разные стороны. Через мгновение у него выпучился второй глаз, и он вцепился в верёвку зубами.
Он рвал и грыз верёвку на ней, а она смеялась. Смеялась, видя, как страшно выглядит эта сцена со стороны, и как бы сама испугалась происходящего раньше.
Но вместо этого она довольно похлопала Быка по плечу, когда тот закончил рвать её путы. Правда, с ними он порвал и ночную рубаху, но тут ничего изменить было нельзя.
Свободная от пут и почти голая, в одном желтом топике, она осмотрела место, в котором она находилась. Это была берёзовая роща. Место их остановки нельзя было назвать поляной, но на пару человек места тут хватало. Вокруг шаталось ещё немало инвалидов. И видя их, всё больше и больше она радовалась, что не все из них были истреблены. В старом мокром топике она чувствовала себя неуютно, поэтому встала и сняла его. И осталась стоять обнажённая. «Теперь я другая, – думала она. – Теперь я родилась заново». И она принялась обнимать каждого своего подопечного, что был рядом с ней, они были единственными родичами в этом мире.
Когда она обняла каждого, то поняла, насколько замёрзла. К ней подошел инвалид, которого она раньше не видела, маленького роста, в длинном плаще. И протянул ей кресало с огнивом. А другой подопечный подал уже ободранную сухую бересту. И со всех сторон от неё развернулась бурная деятельность. Её подопечные принесли сухие дрова, котелок, несколько выделанных шкур, две корзины с грибами и ягодами вперемешку, пару корнеплодов и ещё много чего. Но сложив принесенное, они отходили подальше от того места, где она собиралась разводить огонь. Больше всего на свете они боялись огня. И наверно, это был их единственный страх.
Кресало с огнивом, что дал ей карлик, были не чета тем, что лежали у неё в сундуке. Они давали больше искр, и она быстро развела огонь, не сильно заботясь, увидят её с того берега или нет. Оксана согрелась и принялась готовить себе еду из плодов и кореньев, которые принесли ей её родичи.
И вспомнилось ей, как грелась однажды у огня и как отреклись от неё люди.
Колдунья
Она сидела у очага большой кирпичной печи и не могла согреться. Не помогал и горячий морс, приготовленный хозяйкой дома. В морсе были заварены какие-то травы. У хозяйки также нашлась длинная сорочка, которую она благословила своей гостье со словами:
– Надевай, нечего телеса на показ выставлять.
Рубаха была белой и плотной, из очень грубой ткани. «Такая, наверно, будет тело натирать», – подумала Оксана, рассматривая рубаху.
– Что смотришь, кривишься? – сварливо произнесла бабка. – Дарёной лошади в зубы не заглядывают, а задарма тебе лучше не сыскать будет.
Деваться было некуда, пришлось надевать этот мешок на себя.
Хозяйка же вышла из избы и куда-то пропала. Оксана отпила морса и стала рассматривать дом в поисках хоть чего-то современного. Это была обычная деревянная изба из толстых брёвен, в центре которой стояла печь. В доме было три маленьких оконца, вместо стекла на которых была натянута мутная плёнка. Два окна находились с солнечной стороны по правую руку от входа. В них и сейчас светило солнце, мягко освещая стол, красиво вырезанный из дерева. Два высоких стула со спинкой и два табурета. На столе лежала скатерть с искусно вышитыми узорами, правда, нити были трёх цветов: чёрные, серые и рыжие, но мастерица ими сотворила просто чудо. От двери к столу вёл не менее искусный ковёр. Слева от двери стояла большая бочка с водой. Как поняла Оксана, чтобы всякий входящий, а иногда и выходящий, мыл руки. Сама она сидела напротив двери, а за её спиной третье окно кое-как освещало странные приспособления, ей неизвестные. За печью находилось ещё какое-то помещение, но оно было скрыто от глаз плотным ковром.