Анаксимандр и рождение науки

Я понимаю, что историк заинтересован в реконструкции пространства мышления и его инструментов, а не в их оценке, и Лиза Рафалс должна писать, следуя правилам своей профессии. Тем не менее ее ответ обнаруживает нечто, связанное с этой профессией, что вызывает у меня глубокое беспокойство: разве у нас не было бы возможности узнать больше о древнекитайской и древнегреческой науке, если бы мы задались вопросом о том, как получилось, что одни поняли все правильно, а другие – нет?

Вопрос, конечно, в том, имеют ли вообще слова «правильно» и «неправильно» какой-либо смысл в этом контексте. Я утверждаю, что имеют. Истинностные значения существуют внутри систем убеждений соответствующих цивилизаций, но это не значит, что сравнивать их бессмысленно.

Собственно, о существовании различия между двумя убеждениями говорит, на мой взгляд, следующий исторический факт. В семнадцатом веке иезуит Маттео Риччи привез в Китай греческую и европейскую астрономию. Два видения мира, наконец, вошли в непосредственный контакт. Когда западные астрономы узнали о китайских расчетах, они, с позиций своей собственной системы убеждений, могли лишь улыбнуться. Китайские же астрономы, увидев западные расчеты, немедленно[50], опираясь на собственную систему убеждений, изменили свое мировоззрение, признав, таким образом, превосходство западной концепции.

Именно этому различию в статье предпочитают не уделять внимания. Однако оно доказывает, что интерпретация Эратосфена в очень строгом смысле была более «правильной», чем интерпретация китайских астрономов, и последние, сравнив их, сразу же признали это. Человеческие системы ценностей и убеждений не являются непроницаемыми. Они вступают в коммуникацию, и в ходе их диалога, возможно, не сразу, но со временем, становится ясно, кто прав, а кто нет – и в каком смысле. Или же они сталкиваются с «фактической реальностью», и это столкновение усиливает одну позицию и ослабляет другую, даже несмотря на то, что «фактическая реальность» может быть отфильтрована и интерпретирована в рамках комплексных систем мышления. Как бы ни хотелось кому-то верить в то, что Земля плоская, наступит день, когда им придется признать, что корабль Фернана Магеллана отправился на Запад, а вернулся с Востока.

Сравнивать два подхода к астрономическим измерениям для изучения сходств и различий между двумя культурами, но при этом игнорировать принципиальную разницу между правильной и неправильной интерпретацией – это, на мой взгляд, не лучший способ, чтобы понять сходства и различия между двумя культурами. Напротив, он ведет к тому, что нечто важное в истории этих культур намеренно упускается из виду.

Сегодня Китай находится на пути к тому, чтобы вновь стать величайшей державой планеты, которой он был на протяжении большей части тех пятидесяти веков, в течение которых на Земле существует цивилизация. Я не знаю, завершится ли этот переход и какую форму примет будущая человеческая культура, в которой центральное место будет отведено Китаю. Но я уверен, что в этой культуре Китай не будет настаивать на том, что картина мира, представленная на ил. 17, верна.

Сейчас на нашей планете происходит стремительное смешение различных культур. Мы являемся свидетелями рождения общей цивилизации, сформированной в результате слияния множества культур и обогащенной благодаря вкладу разнообразных традиций. Молодые люди в Индии, Китае, США, Италии, Бразилии получают все более схожее и в то же время все более богатое и разноплановое образование. Современные дети, как богатые, так и бедные, растут с несравнимо большей широтой видения мира, чем поколение их отцов. Однако эти культурные встречи порождают и иррациональные страхи. Многих на Западе, например, пугают арабы или Китай. Но если наша глупость не будет превращать все в конфликты и войны, то это смешение культур сможет продолжаться и дальше, открывая великолепные возможности.

За несколько веков европейского колониализма у Запада сформировалось высокомерное чувство превосходства по отношению к другим мировым культурам. Вплоть до самого начала Второй мировой войны в Англии и Франции, в не меньшей мере, чем в Италии и Германии, это чувство превосходства принимало форму открытого расизма[51]. Конец европейского колониализма и нынешнее ослабление американского могущества не устранили окончательно, но умерили это чувство превосходства, характерное для Запада.