Анаксимандр и рождение науки

По мере ослабления чувства собственного превосходства Запад начинает сомневаться в себе, в силе своего разума, в ценности своего гуманизма. Предаваться априорной защите западного превосходства так же глупо, как некритически принимать веру в то, что все истины и все ценности равны. Признать ценность других культур и оставить в прошлом наивную уверенность в превосходстве Запада не значит отрицать тот фундаментальный вклад, который вносят в мир все культуры, в том числе и западная. Запад сегодня (как и всегда) учится у остального мира, но он также является преемником колоссального культурного наследия, которое внесло и продолжает вносить огромный вклад в становление остального мира. Фактически он по-прежнему остается доминирующей силой, формирующей глобальную цивилизацию.

Один из корней богатейшего западного культурного наследия уходит глубоко в культуру классической Греции, где впервые появились демократия, наука и критическое мышление.

Морис Годелье писал: «То, что рождается в Греции, – это не цивилизация, а просто Запад». Мне не кажется, что это верная мысль. Во-первых, Запад родился не в Греции: он родился из смешанного влияния греческого, египетского, месопотамского, галльского, германского, семитского, арабского и многих других народов и развивался благодаря множеству стран – от Римской империи до Англии, от Франции до Америки, причем с постоянным притоком воздействий извне. Во-вторых, то, что родилось в Греции, – это не «цивилизация», но нечто, имеющее всеобщее значение в истории человечества, подобно первому африканцу, который разжег огонь и создал то, что является не «африканской культурой», но общим достоянием всего человечества. Греческое наследие распространилось по всему Ближнему Востоку и оказало значительное влияние на Индию и Европу. Современная Европа заново открыла и обновила части этого наследия, сохранила их и, внеся свой богатый и оригинальный вклад, передала всему миру. Америка делала и продолжает делать то же самое. Тот факт, что в прошлом эта передача была опосредована кровавыми колониальными авантюрами Европы, а сегодня – авианосцами Америки, не умаляет ценности того наследия, которое, как ни странно, народы за пределами Запада зачастую понимают лучше, чем сами американцы и европейцы.

В заключение этой главы я хочу обратиться к точке зрения, прямо противоположной культурному релятивизму: убеждению, что единственной защитой от угрозы, исходящей от идеи относительности ценностей, является восстановление концепции абсолютной Истины. Эта точка зрения рьяно отстаивается в странах, где сильно влияние священнического класса на политику, например, в Иране и Италии, а также в странах, где традиционные религиозные ценности имеют все больший вес в политике, например в США.

Папа Бенедикт XVI, например, часто говорит, что для того, чтобы спастись от релятивистского дрейфа, мы должны защищать непогрешимую Истину. Под истиной в этом контексте, очевидно, подразумевается конкретная истина тех, кто говорит. В Италии – это истина, хранящаяся в Ватикане, в Иране – хранящаяся у аятолл, в других странах – хранящаяся в Библии, Коране, Книге Мормона, Ригведе или других религиозных текстах.

Такая точка зрения не позволяет увидеть, что между уверенностью в Единой Истине и равной истинностью всех точек зрения лежит третий путь: диалог и сомнение. Человек часто изо всех сил цепляется за свою уверенность, опасаясь, что его мнение окажется ложным. Но уверенность, которую нельзя поставить под сомнение, – это не уверенность. Настоящая уверенность выдерживает испытание сомнением. Чтобы принять сомнение в качестве основы нашего путешествия к знаниям, мы должны быть достаточно скромны, чтобы признать, что сегодняшняя истина может стать завтрашним заблуждением.

Этот путь требует веры в человека, его разумность и честность в поисках истины. Такая вера в человека и есть тот светлый гуманизм греческих городов шестого века до н. э., лежащий в основе исключительного интеллектуального и культурного цветения последующих веков, которое продолжает приносить плоды и в современном мире.

Но эта вера в человечество порой оспаривается. Против нее раздается множество голосов: «Проклят полагающийся на смертного… Он будет как куст в пустыне… Будет жить в обожженной зноем пустыне, в соленой земле, где никто не живет»[52] (Иеремия 17:5–6).

Конфликт между этими двумя мировоззрениями имеет древнюю историю. Он подводит нас к последней теме этой небольшой книги.

10. Можно ли понять мир без богов?

Если как следует ты это понял, природа свободной

Сразу тебе предстает, лишенной хозяев надменных,

Собственной волею все без участья богов создающей[53].

Лукреций, «О природе вещей»