Анархизм

Большинство – в глазах его апологетов – является не только гарантией устойчивости, но и необходимой гарантией прогресса. Меньшинство было бы бессильно провести в жизнь то, что отвечало только бы его интересам, и общество при отсутствии принудительной власти «большинства» страдало бы от постоянных контроверз, творчески бесплодных. Некоторые наиболее упорные сторонники полного смирения меньшинства даже охотно признают, что то общество представляется им более созревшим и здоровым, которое даст в обсуждении важнейших проблем общежития maximum разногласий. Но… ввиду невозможности какого-либо реального исхода для всех этих разногласий, меньшинство должно склониться пред волей «большинства».

Некоторые отстаивают «большинство», следуя за Бентамом с его принципом утилитаристической морали. Достижение удобств, счастья возможно большей части общества, вот идеал, к которому следует стремиться. Нравственнее и целесообразнее сделать счастливым «большинство», чем меньшинство. Арифметика является критерием истинности принятых решений.

Наконец господствующим мотивом в защиту «большинства» является соображение о совершенной невозможности добиться в большом обществе единогласия. Принятие начала «большинства» как руководящего регулятора общественной жизни диктуется, таким образом, мотивами технической целесообразности, политической необходимостью. Или отказ от демократии, или принцип «большинства» – середины нет.

Едва ли нужно говорить, что все эти соображения, независимо от их формальной, внешней справедливости или практичности, ничего общего не имеют с защитой «правды» или «нравственного достоинства» решения. О свободе и, следовательно, морали не может быть и речи там, где дело идет о количественном подсчете голосов.

«Большинство» может быть неправо, и исторические случаи «неправоты» большинства столь часты, многочисленны и столь самоочевидны, что на них едва ли стоит останавливаться.

Но и помимо соображений «правоты», которая может чрезвычайно субъективно толковаться, принципиальное согласие на постоянное подчинение большинству является величайшим нравственным унижением для подчиняющегося, отказом не только от свободы действий, но часто и от свободы суждений, свободы верований. При управлении большинством меньшинство становится рабом, который только в бунте выражает свою волю. Право большинства есть право сильного. Основанное на порабощении чужой воли, отрицании чужой свободы, оно должно быть отвергнуто анархическим сознанием. «Когда среди ста человек, – писал Л. Толстой, – один властвует над девяносто девятью – это несправедливо, это деспотизм; когда десять властвуют над девятью – это тоже несправедливо, это олигархия; когда же пятьдесят один властвуют над сорока девятью (и то только в воображении – в сущности же опять десять или одиннадцать из этих пятидесяти одного) – тогда это совершенно справедливо – это свобода!»

Превосходный пример, одновременно характеризующий и негодность нравственной природы «большинства» и техническую недостижимость этого начала в большом обществе.

И на беглом анализе современного парламентаризма мы легко убедимся, что «большинство», представляющее фикцию народовластия, в действительности обращается всегда в правящее меньшинство – олигархию.

* * *

«Парламент – есть лучшее средство защищать общенародные интересы», – говорит современная государственная наука, гласят катехизисы современных политических партий.

С того момента, когда победоносная буржуазия впервые утвердила в парламенте свой оплот претив феодальных властителей, парламент остался в сознании народов неизданным палладиумом политических свобод и политического равноправия.

Пусть долгая парламентская история дала достаточно примеров тому, что рабство широких народных масс всегда уживалось и уживается с парламентом – этим признанным защитником квазинародных вольностей, что парламент оказался совершенно неспособным, даже в самые блестящие периоды своего существования, защищать реальные, а не фиктивные только интересы трудящегося населения, что народные представители из приказчиков пославших их сюда состоятельных классов неизменно обращались всегда в самодовлеющий тяжелый аппарат, начинавший немедленно жить своей собственной жизнью, чуждой, а иногда и враждебной интересам обманутых доверителей.

Недвусмысленной защиты плутократического благополучия да крохотных полумифических подачек голодному пролетариату было довольно, чтобы в парламент уверовали и веруют еще и сейчас не только «буржуазная», но и «социалистическая» наука.

Парламент создан буржуазией. Он сыграл уже крупную историческую роль; в свое время служил он могучим средством борьбы буржуазии против феодальной реакции. Законодательства, которыми мы обязаны различным национальным парламентам, носят на себе яркую, несомненную печать творчества той социальной группы, которая вызвала к жизни и самый парламент.

Целые исторические эпохи обращали парламент в лозунг наиболее прогрессивных слоев общества; крупная и мелкая буржуазия по очереди писали на своих знаменах парламентские вольности.