Анархизм

В одной из своих речей Бисмарк представил однажды палате следующий любопытный расчет: «Из числа имеющих право выбора принимали в нем участие всего 34 %; большинство этих 34 % выбрало избирателей, которые могли, таким образом, иметь за собой 20–25 % всего числа, имеющих право участвовать в выборах. Большинство избирателей выбирало депутатов, число которых представляло, таким образом, 13–15 % общего числа, имевших право участвовать в выборах».

Бранденбург, приводящий этот расчет в своем любопытном этюде о парламентской обструкции, замечает, что Бисмарк умолчал о том, что «благодаря трехстепенным выборам небольшое число населения может существенно повлиять на результат выборов, и что открытая подача голосов сильно вредит результату выборов». «Но, – замечает Бранденбург, – и при размерах участия в выборах в 70 %, депутаты едва ли могут с уверенностью являться представителями более чем 40–50 % всего числа избирателей, а парламентское большинство, если оно не подавляюще велико, будет выразителем мнения только 25–35 % всех, имеющих право выбора. Если, например, – заключает он, – в нынешнем рейхстаге консерваторы, ультрамонтаны и протестанты вместе будут иметь большинство – 219 голосов из 397, то все же они представят собой только 32½ % всего числа избирателей».

Таким образом, никакое парламентское большинство не может представлять народа, не может выражать его воли.

Казалось бы, воля народа все же могла получить известное выражение, если бы немногие и случайные представители его были снабжены императивными мандатами и, таким образом, не могли уклониться от подлинных желаний народа или, вернее, его отдельных господствующих групп.

Но теория уже довольно показала, что парламентаризм и императивные мандаты несовместимы, и современные законодательства их не знают. Представители, законодательствуя, осуществляют свою волю, выдавая ее за волю народа.

Эта идея, бесспорная и ясная, идея подкрепляемая математическими доказательствами, становится еще более яркой, еще более убедительной, если мы будем оперировать не туманным понятием «народа» с его несуществующей единой и цельной «народной волей» и его фиктивными «общенародными интересами», а конкретно существующим классовым обществом.

На месте единого и неделимого народа мы видим борющиеся группы, сталкивающиеся интересы, которые беспощадно расправляются друг с другом и только в целях самозащиты или в состоянии крайней необходимости вступают в компромиссы и заключают соглашения.

Эти интересы встречаются не в открытом поле, а в парламенте; в современном государстве оружием является избирательный бюллетень, парламент – местом, где учитываются победы и поражения и заключаются договоры борющихся сторон. И до тех пор, пока мы будем жить в классовом государстве, парламент будет верными отражением воли сильнейшего класса, которая, конечно, не желает, да и не может быть «народной волей».

Являя собой не более как «бумажное представительство штыка, полицейской дубинки и пули», парламентское большинство «делает излишним кровопролитие», но не в меньшей степени является решением силы, чем декрет самого абсолютного деспота, опиравшегося на самую могущественную из армий.

Парламент является, таким образом, прежде всего учреждением социальным, а не политическим, и представляет интересы не государства, а интересы отдельных общественных групп или в конечном счете наиболее сильной из них.

Эту идею проводили в своих трудах такие выдающиеся государственники, как Лоренц Штейн или даже консервативный Рудольф Гнейст.

В нашем капиталистическом обществе сильнейшей из групп является буржуазия, и ей принадлежит и верховный голос, и верховная власть, и «народная воля».

Она создала парламент, избрав его своим орудием борьбы, она в своих приходах защищала его в Англии против Тюдоров, во Франции связала всю свою историю с историей Генеральных штатов, в парламенте же она санкционировала политические завоевания своей победоносной революции конца XVIII века. Ей по праву должен принадлежать и принадлежит современный парламент, а вместе с тем и ключи к «народной воле». «И до тех пор, – справедливо говорит Левердэ, – пока общество остается буржуазным, представительство его, называемое национальным, необходимо будет таким же, т. е. буржуазным. Если же представительство имеет буржуазную сущность, то оно будет поддерживать, вопреки всему, притязания имущих классов против домогательств труда, последнему нечего ожидать от него. Это столь же фатально, как падение камня… Адвокаты пролетариата… будут лицами, ходатайствующими за других овец пред волками…»