Анархизм

С одинаковой силой протестует Тэкер против монополий – государственных и классовых, защищаемых государством: монетной, тарифной, патентной и др. Монополиям он противопоставляет в реформированном строе начало неограниченной конкуренции. «Всеобщая неограниченная конкуренция обозначает совершеннейший мир и самую истинную кооперацию!..» – восклицает он. Эти воззрения объясняют нам ту страстную борьбу, которую ведет индивидуалистический анархизм против государственного (вообще авторитарного) социализма. В последнем абсолютное торжество большинства, угнетение личности; в нем власть «достигается кульминационной своей точки», а монополия – «наивысшего могущества». В этом смысле индивидуалистический анархизм не видит принципиального различия между государственным социализмом и коммунистическим анархизмом; последний представляется ему лишь фазой в общем развитии социалистической доктрины… «Анархизм означает абсолютную свободу, – пишет Тэкер, – а коммунисты отрицают свободу производства и обмена, самую важную из всех свобод – без которой все другие свободы, в сущности, не имеют никакой или почти никакой цены…»

Индивидуалистический анархизм, в представлении Тэкера, есть «гармоническая общественная организация», предоставляющая своим членам «величайшую индивидуальную свободу, в равной мере принадлежащую всем». Единственное ограничение прав человека и «единственную обязанность человека» Тэкер видит лишь в уважении прав других. Насилие над личностью или правом собственности другого, правом, основанном на трудовом, а не на монопольном начале, – недопустимо.

Самым оригинальным моментом в учении индивидуалистического анархизма является решительное допущение им частной собственности. Проблема, стоявшая перед индивидуалистами, была такова: допустимо ли в анархическом обществе, чтобы отдельная личность пользовалась средствами производства на началах частной собственности. Если бы индивидуалистический анархизма ответил отрицательно, он высказался бы этим самым за право общества вторгаться в индивидуальную сферу. И абсолютная свобода личности, являющаяся символом всего учения, стала бы фикцией. Он избрал второе, и институт частной собственности на средства производства и землю, – другими словами, право на продукт труда возродилось в индивидуалистическом анархизме.

Признавая эгоизм единственной движущей силой человека, Тэкер из него выводит закон равной свободы для всех. Именно в нем эгоизм и власть личности находят свой логический предел. В этой необходимости признавать и уважать свободу других кроется источник правовых норм, основанных на силе воли.

Таким образом, индивидуалистический анархизм не только допускает право как результат соглашения общины, но склонен защищать его всеми средствами. Тэкер не останавливается ни перед тюрьмой, ни перед пыткой, ни перед смертной казнью.

Если бы даже индивидуалистический анархизм во всех отношениях удовлетворял потребности человеческого духа, то уже одно допущение им возможности подобного реагирования со стороны общественного организма на отдельные акты личности является полным ниспровержением всех индивидуалистических идеалов. Можно ли говорить о неограниченной свободе личности в том строе, где ею жертвуют в случае нарушения, хотя бы и самого священного договора? Следовательно, и здесь, как и в коммунистическом анархизме, мы сталкиваемся с той же трагической невозможностью – разрешить величайшую антиномию личности и общества в смысле «абсолютной» свободы личности.

Всякое неисполнение или уклонение от соглашения представляет уже собою нарушение чужого права. Если анархизм мирится с таким порядком, он коренным образом извращает тот принцип, который положен в основу всего его учения: принцип равноправности членов, принцип абсолютного равенства как логический вызов абсолютной свободы всех индивидов, объединенных в союз. Если же анархизм не желает мириться с тем хаосом, который является неизбежным результатом такого порядка отношений, он должен создавать карательные нормы.

Из всего изложенного выше очевидно, что анархизм – не мечтательный, но действительный, стремящийся дать живой, реальный выход бунтующему против насилий человеческому духу – не должен говорить о фикциях – «абсолютной», никем и ничем «неограниченной» свободе, отсутствии долга, совершенной безответственности и пр.

Вечная, в природе вещей лежащая антиномия личности и общества неразрешима. И искать с фанатическим упорством решения социологической «квадратуры круга» – значило бы напрасно ослаблять себя, оставить без защиты то, что в мировоззрении есть бесспорного и ценного.

Скажем категорически: анархизм знает и будет знать «право», свое анархическое «право».