Анархизм

Правда, анархисты склонны утверждать с внешним удовлетворением – в глубочайшем противоречии с основами их учения – что уже сейчас в «передовых» элементах отдельных национальностей – передовых, понимая это слово в революционном смысле, то есть в трудящемся населении, пролетариате, революционерах – нет никакого национального привкуса, что это люди, живущие «вне границ», считающие весь мир, или лучше – интернационал, своим отечеством. Они любят указывать, что «пролетарии всех стран» говорят все на одном, всем им понятном языке, и что отечество для них есть варварский пережиток, в наше время поддерживаемый или явными и скрытыми империалистами, или безответственными романтиками. Но подобные утверждения находятся пока в абсолютном противоречии с действительностью; пока они лишь слащавая идеализация реального положения вещей, донкихотство, оставшееся от героической эпохи анархизма – романтического бунтарства, притом донкихотство, обескровливающее самый анархизм.

1) Прежде всего, покрывается ли человек, личность, во всем ее своеобразии и полноте, даже независимо от степени ее культуры, понятием пролетария?

Пролетарское состояние есть определенная социально-экономическая категория, и только. Называть данного человека пролетарием, значит характеризовать его в определенном плане, обрисовать его социальную природу. Но пролетарий есть не только пролетарий, не только член определенной социальной культуры, но и человек, личность, своеобразная, имеющая, кроме социальной, еще и индивидуальную природу, и чем более одаренная, тем менее годная укладываться целиком в рамки только пролетарского миросозерцания.

Следовательно, говорить, что пролетарий не имеет отечества, значит сказать: «Человек – пролетарий, поскольку он пролетарий, то не имеет отечества. Но это еще не значит, что он действительно не знает отечества или не любит его, так как пролетарность – лишь часть его человеческой природы в ее специальном выражении. Закрывать глаза на это, свидетельствовало бы, во-первых, о нежелании считаться с подлинной человеческой природой, богатством ее особенностей и настроений, с другой – подчинить все индивидуальное своеобразие личности моменту только социальному.

И то и другое может иметь место где угодно, но не в анархизме. Анархизм отправляется от личности, а не от ее социального клейма, и протестует против рабского подчинения личного социальному.

2) Непосредственное знакомство с жизнью, хотя бы изучение разнообразных национальных форм пролетариата, показывает нам с полной очевидностью, как ошибочно характеризовать весь международный пролетариат как единое целое, солидарно шествующее к освобождению и в своих теоретических, и в своих практических путях.

Среди разнообразных антагонизмов, действующих в пролетарской среде, национальные антагонизмы также имеют свое место.

Дух и тактика английского тред-юниониста, германского социал-демократа, французского синдикалиста, русского анархиста глубоко различны. Было бы странным настаивать на серьезном внутреннем сходстве русского и германского, или германского и французского социал-демократов. Кроме внешнего рабского преклонения перед авторитетной указкой Маркса – ничего общего между ними нет. В то время, как французский социал-демократ, несмотря на весь «экономический материализм», прежде всего скептик и бунтарь (кажущееся противоречие), немецкий – атеист и бухгалтер, русский – варвар-идолопоклонник. Один требует жертв, другой хочет сам быть первой жертвой; один хочет благ культуры, другой в порыве отвлеченного пафоса готов похоронить всю культуру. То, что для одного есть метод, для другого есть миросозерцание и т. д., и т. д.

Принадлежность к Интернационалу, таким образом, не может еще устранить ни непонимания, ни непримиримости.

И это внутреннее, «слишком человеческое» живет глубоко под казарменно-нивелирующей скорлупой и время от времени вспыхивает, обнаруживая неизгладимые, чисто народные черты в определенном пролетарском типе и давая таким образом еще лишнее доказательство богатства, разносторонности и своеобразия человеческой природы. Иммиграции, эмиграции, войны дают довольно красноречивых иллюстраций. И глубокая ошибка – относить их на долю недостаточной сознательности, злонамеренного увлечения в «антипролетарском направлении» зарвавшимися или продажными вождями.

Причины глубже. Они в наличности того остатка, который неразложим ни на какие пролетарские функции, и который живет, невзирая ни на какие классификации и программы партийных мудрецов.

Этот остаток – неустранимая любовь к своей стране, своему языку, своему народу, его творчеству, всем особенностям его быта. И если можно и должно отвергнуть «свою» капиталистическую культуру, «свои» таможни, «свой» милитаризм, то ничем не изгонишь из ума и сердца человека любви к своему солнцу и своей земле.

Это чувство иррационально и конкретно, оно сильнее любой рационалистической формулы и не считается ни с какими теоретическими аргументами.