На такое-же радикальное противорчіе наталкиваемся мы и въ ученіи Прудона о централизаціи и государств. Какъ бы мы ни называли проектируемый Прудономъ строй, который долженъ утвердиться на мст упраздненнаго буржуазнаго государства — «анархіей» или «федерализмомъ», онъ, несомннно, носитъ въ себ вс черты «государственности». Самое понятіе — «анархія» — употребляется Прудономъ въ двоякомъ смысл. Въ однихъ случаяхъ, анархія есть идеалъ, представленіе объ абсолютно безвластномъ обществ. Реально такое общество — невозможно, ибо необходимость соблюденія договора предполагаетъ наличность принужденія. Въ другихъ случахъ — анархія есть только своеобразная форма политической организаціи, характеризующаяся преобладаніемъ началъ автономіи и самоуправленія надъ началомъ госудаственной централизаціи. Однако, компромиссы и поправки идутъ у Прудона еще дале. Если въ «Confessions» онъ разрабатываетъ сложную систему общественности на началахъ централизаціи, то въ «Principe F'ederatif» онъ уже опредленно признаетъ, что «анархія» въ чистомъ вид, какъ абсолютное безвластіе, неосуществима и что реальное ршеніе политической проблемы лежитъ въ реализаціи «федерализма», какъ дйствительнаго, жизненнаго компромисса между анархіей и демократіей.
III) Никто не написалъ боле краснорчивыхъ и пламенныхъ филиппикъ противъ государства, чмъ Бакунинъ.
Государство — для Бакунина везд и всегда зло. Оно — не общество, а его «историческая форма, столь же грубая, какъ и абстрактная. Оно исторически родилось во всхъ странахъ, какъ плодъ брачнаго союза насилія, грабежа и опустошенія, однимъ словомъ войны и завоеванія, вмст съ богами, послдовательно рожденными теологической фантазіей націй. Оно было съ своего рожденія и остается до сихъ поръ божественной санкціей грубой силы и торжествующей несправедливости... Государство это власть, это сила, это самопоказъ и нахальство силы. Оно не вкрадчиво, оно не ищетъ дйствовать путемъ убжденія и всякій разъ какъ, это ему приходится, оно длаетъ это противъ доброй воли; ибо его природа заключается въ дйствіи принужденіемъ, насиліемъ, а не убжденіемъ. Сколько оно ни старается скрыть свою природу, оно остается законнымъ насильникомъ воли людей, постояннымъ отрицаніемъ ихъ свободы. Даже когда оно повелваетъ добро, оно его портитъ и обезцниваетъ именно потому, что оно повелваетъ, а всякое повелніе вызываетъ, возбуждаетъ справедливый бунтъ свободы»... («Богъ и государство»). Или въ другомъ мст: «...Государство... по самому своему принципу, есть громадное кладбище, гд происходитъ самопожертвованіе, смерть и погребеніе всхъ проявленій индивидуальной и мстной жизни, всхъ интересовъ частей, которыя то и составляютъ вс вмст общество. Это алтарь, на которомъ реальная свобода и благоденствіе народовъ приносятся въ жертву политическому величію, и чмъ это пожертвованіе боле полно, тмъ Государство совершеннй... Государство... это абстракція, пожирающая народную жизнь». («Четвертое письмо о Патріотизм»).
Но государство — указываетъ Бакунинъ — есть зло «исторически необходимое..., —столь-же необходимое, какъ были необходимы первобытная животность и теологическія пустосплетенія людей». Оно обречено исчезнуть; его замнитъ свободное общество, которое, отправляясь отъ удовлетворенія своихъ естественныхъ потребностей, будетъ строиться на началахъ полнаго самоопредленія, отъ маленькой общины къ грандіозному міровому союзу, объемлющему все человчество. Связь отдльныхъ ячеекъ — не принудительна, она основывается не на закон, но на свободномъ соглашеніи всхъ. Общая воля — вотъ источникъ всхъ правовыхъ нормъ для Бакунина и разъ принятое добровольное соглашеніе обладаетъ обязывающей силой.