При таких обстоятельствах и принимая, далее, в соображение то, что анархический образ мышления Прудона имел и имеет основное значение для развития анархизма вообще — одно из направлений теории анархизма с большим или меньшим правом постоянно возвращается к размышлениям Прудона, не заботясь о том, что его родоначальник позднее сам произвел существенные изменения — я предполагаю это по содержанию своему интересное мышление изложить в отдельности систематически.
Таким образом, я не предполагаю излагать учение Прудона вообще и еще менее вытекающие из связи его философии отдельные доктрины; я нс хотел бы также совсем забираться в область противоречий в толковании и возможном согласовании различных мест его сочинений. Мне хотелось бы, напротив того, воспользоваться высказанными им мыслями для того, чтобы систематически изложить одну из возможностей анархической социальной жизни, под опасением даже незначительно нарушить историческую точность, поясняя и пополняя от себя неясную и, быть может, непродуманную дедукцию. Для систематической ценности какой-либо идеи вопрос об се историческом возникновении совершенно безразличен, и ее плодотворность для нашего научного строительства может быть только увеличена решительным освобождением се от всяких исторических случайностей.
Этот ход мысли, рассмотрение которого должно иметь постоянную ценность для социальных философов, имеет следующий вид.
В совокупной жизни людей существует естественный порядок. Человеческие сношения, экономическое производство, торговля и обмен всех родов развились бы уже сами по себе, согласно определенной, в основании лежащей, закономерности и в том случае, если бы их оставили абсолютно свободными и не ставили им препятствий; они протекали бы в естественной гармонии. Этот естественнозаконный порядок общественного бытия человека должен быть, следовательно, сообразно своему характеру представляем подобно тому, как аналогичный порядок в пчелином рое, в муравейнике или в удивительном государстве бобров. И подобно тому как у этих животных порядок и гармония господствуют, когда они всего только следуют постоянным законам природы, и для человеческой социальной жизни существует естественная закономерность; между обоими видами названных обществ существует только одно различие, именно то, что человек в состоянии научно познать законы своей общественной жизни, тогда как животные лишены этого.
Эта закономерность обнаруживается в естественной гармонии социальных функций; человеческое общество подчиняется ей так же, как и отдельный организм. Подобно тому, как сердце бьется, легкие дышат, существуют и социальные функции, проявляющиеся в отдельных актах общественных сношений, производства и обмена хозяйственных благ. Сюда относятся все производства какого бы то ни было рода, постоянный обмен вещественных благ и труда, вся махинация торговли и обмена, которая при тысячекратной путанице и глубоком взаимном соприкосновении, при своем мнимо запутанном виде и беспорядочности, на самом деле все же подчиняется постоянной и единой закономерности. Необходимо только, как полагает Прудон, исследовать эту закономерность и научно выяснить ее отдельные законы.
Если, таким образом, уже существует естественный порядок человеческого сожительства, поскольку только для живущих обществом людей возможно свободно производить, потреблять и обменивать экономические блага, то какая-либо особенная правовая организация совершенно излишня и даже вредна; так как она хочет быть чем-то иным, чем естественные законы социальной жизни, она должна необходимо оказать разрушительное действие на этот естественный порядок и нарушить вышеупомянутую гармонию, при которой все люди находятся по отношению друг к другу в состоянии равенства и свободы. Правовое регулирование общественной жизни неизбежно обусловливает поэтому привилегированное положение немногих, угнетение и эксплуатацию одного из равноправных другими. И раз эксплуатация человека человеком есть, как говорит Прудон, воровство, то господство человека над человеком есть рабство.
«Тогда же, когда сфера деятельности каждого гражданина определяется естественным разделением труда и свободным выбором всякой отрасли промышленности, когда социальные функции находятся друг с другом в такой связи, что образуют гармоническое существование, тогда возникает порядок свободной деятельности всех; тогда нет правительства. Тот, кто кладет на меня руку, чтобы править мною, есть узурпатор и тиран; я объявляю его своим врагом». (Исповедь революционера.)
Такое воззрение, по мнению Прудона, подтверждается историей. Хотя государственная власть и выросла из естественных оснований семейного союза, но она всегда была на стороне богатых против бедных и чем дальше, тем сильнее оттеняла собой привилегированные различия и неравенства, а вместе с тем устанавливала отсутствие свободы среди людей.