До сих пор еще совершенно не достигнуто того, чтобы можно было в одном общем законе выразить естественные побуждения в поведении одного человека по отношению к другим, а для бесконечного количества естественных побудительных причин получить благодаря общей точке зрения одно закономерное понимание, и можно легко усомниться в том, возможно ли когда-либо будет сделать это действительно удовлетворительно.
Но даже если бы для инстинктивной жизни живущих обществ людей были найдены или же установлены в общей гармонии твердые естественные законы их поведения по отношению друг к другу, следовательно, если бы было установлено, что в целом человеческое общество выглядит подобно муравейнику, — то и тогда бы проблема понятия социальной жизни человека не была бы исчерпана, по крайней мере так же несомненно и неоспоримо, что люди никогда не вели в доступной нашему обзору истории подобного общественного существования, но всегда, так сказать, технически обрабатывали грубое содержание естественного общественного существования путем человеческого упорядочения. От этого не свободен и Прудон с его свободными взаимными сношениями. Ведь во всяком заключении договора содержится уже само по себе некоторое изменение и определение естественной жизни отдельного человека. Если этой последней достаточно, как, например, у пчел и бобров, тогда нет надобности ни в каких обещаниях и обязательствах, которые необходимо присутствуют при каждом заключении договора. Но этим элементом в человеческих отношениях в действительности только и обеспечивается будущее; ибо обосновываются права и обязанности, находящие свой смысл и значение только при предположении законного правила в будущем поведении заинтересованных людей. В урегулированных взаимных отношениях людей зарождается новый мир, своеобразный род объектов своеобразного же научного исследования и рассмотрения, как со стороны того, что они есть и что означают собой, так и по отношению к тому, должны ли они, возникая в своем своеобразии единственно из человеческих поступков, и быть такими, каковы они есть. Из простых отношений и примитивных договорных соединений двух, быть может, совершенно чужих друг другу людей возникает запутанное урегулирование общей жизни: широкая невидимая сеть распространяется, упорядочивая, на человеческую машину и проводит многочисленные нити, связывающие одного человека с другим в единый общий порядок; таким образом, получается впервые понятие социальной жизни, представляющее сознательное противоречие простой естественной жизни инстинктов.
Следует еще раз отметить, что эти естественные побуждения до сих пор никогда еще не были изучены и изложены закономерно, и менее всего самим Прудоном, который установил естественную гармонию и порядок бездоказательно, совершенно догматическим образом. О таком порядке совокупной человеческой жизни, который не был бы построен на началах, устанавливаемых нормирующим регулированием, мы, следовательно, ничего не знаем. Но необходимо также указать и на то, что сколько бы ни представляли себе подобного «естественного» сожительства, видеть в возвращении к нему культурный прогресс никак нельзя, подобно тому как и в пренебрежении научно-техническими победами над природой вообще. С этой точки зрения дело может идти только о том, чтобы установить правильное и хорошее регулирование естественными инстинктами — а не о том, чтобы мановением руки устранить всякое регулирование[1183]
.Поскольку теорию анархизма можно свести на Прудона, она оказывается в своем установлении естественного гармонического порядка неурегулированной совокупной жизни человеческой совершенно лишенной всяких доказательств; — в своем же мнении, будто при совершенно свободных заключениях договора регулирование человеческих отношений не вводится уже само собою, — неясной и непоследовательной; поэтому в своем требовании уничтожения и устранения всех установленных людьми законов социальной жизни она безусловно необоснованна.
Совсем иначе и исходя из совершенно другой точки зрения достиг теоретического обоснования анархизма Макс Штирнер.