Анасейма

Несмотря на показное равнодушие, заснуть Марина не смогла, едва закрывала глаза, как тут же видела лицо покойника. Долго сидела на кровати, боясь сомкнуть веки, и всматривалась в тёмные углы. Отсчитывая секунды вместе со стрелкой, дотерпела до трёх часов, а потом вышла на улицу и села на качели. Вонь от рапан почти выветрилась, ночная фиалка перебивала своим сладким ароматом все другие запахи. Воздух застыл, уже выпала роса. Илью в окне она увидела спустя полчаса. Он тоже её заметил, кивнул, спрашивая разрешения спуститься. Марина похлопала ладонью по слегка влажному матрасу на качелях.

– Ты чего не спишь? – Илья приблизился, оглядел тени, скользящие по двору, и зябко поёжился.

Марина только сейчас вспомнила о его признании в страхе темноты.

– Не могу спать.

Он сел рядом. Мгновенье колебался, потом обнял Марину за плечи, прижал к себе. Она подобрала ноги и, придвинувшись к нему вплотную, рукой обхватила его за талию.

– Никому не говори, но мне страшно.

– Это нормально, когда страшно.

Илья и сам мучился от кошмаров, не мог выбросить из головы лицо утопленника, но в глазах Анасеймы хотелось выглядеть смелым, уравновешенным. Он ведь старше на два года, а испугался, как сопливый мальчишка.

Он неловко гладил Марину по волосам, касаясь то щеки, то плеча. Смотрел на её смуглую руку, небрежно лежащую на его животе, ощущая, как прямо под ней зарождается неизведанное чувство нежности и тоски. Это было странно: приятно и больно одновременно. На Алсу смотреть было просто приятно, на солнце – больно, а Марина вызывала в нём смесь этих двух ощущений.

Убаюканная лаской, она постепенно уснула, а Илья ещё долго смотрел в самый тёмный угол беседки, борясь с новым неизведанным страхом.

Марина спрыгнула с беседки на землю прямо перед столом.

– Вы реально думаете, что все эти дни ели курицу?

Илья и Дима подняли взгляды над тарелками и одновременно посмотрели в окно кухни.

– А что мы ели?

Марина наклонилась над блюдом в центре стола и двумя пальцами вытянула зажаренное на мангале крылышко.

– Чаек. На юге все едят чаек. А чай мы завариваем на морской воде.

Из дома вышла Раиса Константиновна, поставила на стол тарелку со свежими овощами и пустые стаканы для кваса.

– Кушайте, через пару дней мы уже уезжаем. Запасайтесь витаминами.

Дима отодвинул тарелку.

– Я наелся.

Илья хмыкнул и продолжил есть. Марина постоянно фантазировала, но он почти всегда мог распознать, где правда, а где плод её неуёмного воображения. Прожевав мясо «чайки», он нашёл взглядом Инну и позвал.

– Иди уже за стол, хватит обугливать кусок хлеба.

Инна старательно зажаривала гренки у мангала, пытаясь добиться равномерности в цвете и хрусте. Но уже пятый кусок хлеба превращался в почерневший уголёк. Последнее время Инна взялась экспериментировать на кухне вместе с Татьяной и даже придумала новый рецепт для хрустящих пирожков: малина, творог и базилик. Кулинарные изыскания фиксировала в блокноте и никому, кроме мамы, не разрешала туда заглядывать.

– Ещё немного, почти получилось, а мясо я всё равно не люблю. И кстати, это курица. У чаек мясо невкусное и есть его небезопасно. Чайки – падальщики.

Марина запрыгнула в гамак и раскинула руки в стороны, будто летит.

– Кто съест чайку, тот поглотит душу утонувшего моряка. Одна чайка – одна душа.

Дима тяжело сглотнул.

– Души я тоже есть не хочу.

Раиса Константиновна покачала головой, но промолчала. Марина никак не желала вырастать из детских сказок, но это больше не раздражало.

Главы семей уже поужинали и ковырялись в гараже, собирая снасти на рыбалку. Вечер уже заалел от уходящего солнца, намечался хороший ночной клёв.

Счастливчик уложил в багажник стульчик, удочки и недовольно пробурчал:

– Где сачок? Татьяна! Сколько раз говорить, не нужно убирать в моём гараже. Вечно после тебя ничего найти не могу. Всё ж на месте лежало, нет, надо было влезть.

Алсу вышла на порог, замерла, сложив руки под грудью, таким манером, чтоб выпятить бюст ещё больше.

– Мама к дяде Фёдору пошла, долг отдать, – она развернулась к Марине. – Сходи, позови.

– А чё я?

– Потому что я старшая и я так сказала, – отрезала Алсу.

Марина попыталась приподнять одну бровь, как это делал Илья, выражая недоумение или удивление. Получилась болезненная гримаса.

– Старшая, значит, постареешь раньше меня.

Раскачавшись в гамаке, она спрыгнула на землю и направилась к калитке, потом передумала и перелезла через забор: легко перемахнула его, сделав стойку на руках.

Илья восхищённо присвистнул. Марина услышала его реакцию, уже стоя на газоне соседского участка, и широко улыбнулась.

Поднявшись на крыльцо, отряхнула босые ноги от песка, и вытерла о мокрую тряпицу, растянутую на резиновом коврике прямо перед дверью.

– Мама, папа удочки не может найти, сейчас будет материться.