Анасейма

Счастливчик на секунду опешил, выпустил ремень из рук. Илья вырвал его и тут же без замаха хлестнул его по предплечью: больно и неожиданно.

Марина удивлённо охнула и плотно прижалась к спине Ильи, обхватив за пояс руками.

– Не надо, пожалуйста!

Счастливчик замер, глядя поверх макушек ребят. В дверях стояли родители Ильи.

Раиса Константиновна побелела как снег, сказала, едва сдерживая злость:

– Илья, собираемся. Мы уезжаем сегодня же. Нет. Сейчас же. Ноги моей не будет в этом доме!

Вячеслав Аркадьевич покачал головой, наградив Счастливчика осуждающим взглядом.

– Ну это как бы слишком. Ремнём-то зачем?

Раиса Константиновна собирала вещи быстро и шумно. Скидывала всё в чемоданы, не складывая, и не прекращала возмущаться. Почти сразу после сцены наказания, Татьяна пришла в «скворечник» и просила прощения, уговаривала не уезжать сломя голову и дать возможность Счастливчику извиниться. Но видеть главу семьи Юдиных после порки Раиса Константиновна категорично отказывалась. Она успела увидеть, как тот ударил Илью и слышала, как он обозвал его сучонышем. Своих детей она никогда не била и подобный способ наказания считала не просто дикостью, а преступлением.

Мужчины уже успели переговорить, даже пришли к какому-то согласию, во всяком случае, не кричали и не ругались. Сидели во дворе друг напротив друга и мрачно чокались бутылками пива.

Марина пробралась на кухню и села прямо под распахнутым окном, чтобы слышать, о чём говорят во дворе. Илья сел рядом, облокотившись спиной о холодную батарею.

– Больше мы сюда не приедем, – мрачно заключил он.

Марина скривилась и поменяла положение, пострадавшая в порке ягодица пульсировала болью.

Громкие возгласы Раисы Константиновны слышно было даже здесь, некоторые слова долетали как возмущённый шум, но большинство отчетливо распознавались.

– Наверное, – нехотя согласилась Марина.

Она обернулась к Илье и смотрела на его профиль, ожидая, когда он почувствует её взгляд. Его скулы слегка порозовели, но он остался неподвижен. Марина придвинулась ближе, убрала в сторону выгоревшую на солнце волнистую прядь и поцеловала в щёку.

– Спасибо.

Илья посмотрел на неё долгим взглядом, опустил на пол руку и нащупав кисть Марины, накрыл её своей ладонью.

– Болит?

– Спина?

– Ну и эта, как её, жопа, – он почему-то смутился, признавшись, что видел след от ремня на ягодицах. Выходит, он туда смотрел.

– Не сильно. Я знаю секрет: нужно напрячь мышцы, тогда не так больно.

Услышав способ пережить порку, Илья мгновенно вскипел, даже ноздри побелели.

– Урод, – прошипел он сквозь стиснутые зубы.

Марина сощурилась.

– Не надо, Илья, а то поссоримся, – она тоже сдерживалась с трудом, говорила отрывисто: – Он мой отец. Я его люблю. Ты не имеешь права так о нём говорить.

Несколько секунд они буравили друг друга взглядами, пока гнев не утих.

Илья первый улыбнулся, едва-едва, но Марина заметила улыбку.

– Какие же у тебя глазищи невероятные. Как Марианская впадина – бездонные.

Илья растерялся и смутился от неожиданного комплимента.

– Чего тебе глаза мои покоя не дают?

– Не дают.

– Почему ты сбежала? – резко перевёл тему Илья.

Марина ответила не сразу, прокрутила в голове сцену в доме соседа и судорожно вздохнула.

– Я ушла гулять в заповедник.

Илья смотрел пристально и прочитал на её лице гораздо больше того, что она озвучила. Допытываться не стал, надеясь, что она сама расскажет.

Марина колебалась: открыла рот, а потом снова закрыла, нахмурилась. Уже почти назвала причину побега, как услышала во дворе женские голоса. Их мамы покинули «скворечник».

Момент был упущен. Она приложила палец к губам, призывая сохранять тишину и подлезла под подоконник. Илья сел рядом, касаясь плечом её плеча и тоже затаился.

– Рая, ты не представляешь, как я сожалею, что всё так произошло. Я сам не свой был от страха за Маринку! – Счастливчик тяжело вздохнул и сделал большой глоток пива. – За тот час, что я искал её в море на катере, успел пятьдесят раз представить, что она утонула. Пятьдесят раз пережил её смерть. Несколько дней назад выловили утопленника, а у меня перед глазами стояло Маринкино лицо, вот такое же распухшее, жуткое и неподвижное.

Татьяна конвульсивно дёрнулась и осела на скамью рядом с мужем.

– Саша…

Раиса Константиновна и Вячеслав Аркадиевич переглянулись, но промолчали, а Счастливчик продолжил.

– Простите меня, Илья попал под горячую руку, я не хотел его бить, ну и обзывать тоже. Просто… – он запустил пятерню в кудрявую шевелюру и с силой и отчаянием дёрнул себя за волосы, – я испугался. Слишком много мы ей давали свободы, это наша вина. Но Маринка она такая, как ветер…

– Как море, – подсказала Татьяна.

Счастливчик благодарно кивнул и приобнял жену.

– Точно. Невозможно её запереть дома и ограничить. Даже не знаю, изменило ли бы что-то более строгое воспитание или бы сделало только хуже.

Вячеслав Аркадьевич отодвинул пустую бутылку, потянулся за новой. Даже неодобрительный взгляд жены его не остановил.

– Изменило бы, – наконец заговорила Раиса Константиновна.

Счастливчик мрачно улыбнулся.