Анастас Иванович Микоян: человек и политик

С момента прихода к власти в октябре 1934 г. князь Павел [132] крайне осторожно подходил к установлению каких-либо официальных контактов с Советским Союзом. В тот момент, когда уже было принято решение о торговых переговорах, он считал, что официальное признание Советского Союза и установление дипломатических отношений следует отложить. Он решительно заявил, что это нужно делать только в случае необходимости, а внутренняя обстановка в стране должна быть спокойной и упорядоченной. Он был убежден, что будущее советское посольство в Белграде станет местом встречи «недовольных элементов» и оппозиции, и что советский посланник непременно привлечет более широкие слои югославского общества своей политикой расширения православных и славянских связей. Он считал, что югославы не должны забывать «наставничество Хартвига», имея в виду роль российского посла Николая Хартвига в Сербии накануне Первой мировой войны[133]. Он был глубоко убежден в том, что «Россию необходимо использовать для наших целей» и что мы не должны забывать, что существующее родство одновременно представляет собой величайшую опасность для будущих отношений и сохранения югославской национальной независимости. Он прямо сказал: «Никогда не пускайте Россию на Балканы»

[134].

Страхи и сомнения князя Павла были серьезным сдерживающим фактором на пути югославско-советского сближения. Опасения Павла по поводу возможного распространения большевизма, а также политической, экономической и военной гегемонии «старшего брата» на Балканах сочетались с негативным отношением югославской общественности к советской военной интервенции в Польше, нападению на Финляндию, политике в отношении стран Балтии и Румынии. В этом им виделось выражение важных геополитических интересов Советского Союза.

Для начала торговых переговоров был выбран уже ранее установленный дипломатический канал через послов в Анкаре Илью Шуменковича и Алексея Терентьева. С этой целью министр иностранных дел Югославии Чинкар Маркович сообщил Шуменковичу 22 марта 1940 г., что правительство решило отправить официальную делегацию в Советский Союз с целью начала экономических переговоров. При этом ему было предписано сообщить об этом своему коллеге Терентьеву с максимальной осторожностью[135]

.

Шуменкович немедленно связался с Терентьевым, который, со своей стороны, приветствовал инициативу Югославии и выразил уверенность, что советское правительство обязательно отреагирует положительно, но оно не сможет дать официальный ответ, пока не получит ответ от своего министерства[136]. Он немедленно сообщил своему руководству о намерении Югославии направить в Советский Союз делегацию в составе высокопоставленных государственных чиновников с целью подписания специального торгового соглашения между Югославией и Советским Союзом.

Он также заявил, что Шуменкович проинформировал его, что такой шаг правительства Югославии можно рассматривать как шаг к созданию подходящей основы для развития будущих межгосударственных отношений. Всего через несколько минут после отъезда Шуменковича того посетил советник югославского посольства, который попросил, чтобы содержание бесед, которые он вел с Шуменковичем, остались в полной конфиденциальности. Он подчеркнул, что воздерживается от каких-либо официальных заявлений и ответов на югославскую инициативу[137].

Ожидаемый официальный ответ Советского правительства был получен 26 марта. Советское правительство ответило, что оно не имеет ничего против установления нормальных экономических связей с Югославией, но оно хотело бы ознакомиться с югославским планом переговоров, то есть потенциальной повесткой дня, с которой делегация прибудет в Москву для переговоров[138].

В тот же день Шуменкович проинформировал свое министерство, что Терентьев сообщил ему о согласии, которое он получил от Молотова. Советское правительство положительно отреагировало на югославскую инициативу по установлению торговых отношений, подчеркнув, что в принципе согласилось с приездом в Москву правительственной торговой делегации.

Советы были готовы вести переговоры по своему усмотрению, если югославская сторона будет настаивать, но потребовали, чтобы им заранее была предоставлена базовая югославская точка зрения на переговоры[139]

.

В ходе дальнейших контактов между двумя послами обсуждались некоторые детали, касающиеся уточнения исходной переговорной позиции Югославии и Советского Союза, то есть определения программы будущих переговоров.

Учитывая тот факт, что переговоры были инициированы югославской стороной, Советы предоставили югославской стороне право представить программу торговых переговоров[140]. Кроме того, советский посол открыто намекал, что рассматривает торговые переговоры как введение в дальнейшее укрепление взаимных переговоров, и предложил, чтобы в целях сохранения свободы действий югославская торговая делегация поехала в Москву через Константинополь, а не через Румынию[141].