Все накопленные сведения Франциска использовала для того, чтобы придать своим претензиям еще большую убедительность. На основании хорошо продуманного расчета она продвигалась все дальше, о чем свидетельствует один из ее поступков 1925 года. В тот год, еще до того как они решили отказать ей в ее претензиях, семья Жильяров получила поздравительную рождественнскую открытку, посланную претенденткой и подписанную «Анастасия». «Совершенно верно, – так написал Жильяр Ратлеф-Кальман, – эта подпись очень похожа на ту, которой подписывалась великая княжна Анастасия, когда ей было четырнадцать или пятнадцать лет. Сейчас важно установить, не могла ли наша пациентка видеть подпись великой княжны на почтовых открытках или в каких-нибудь книгах» {37}. Однако Ратлеф-Кальман настаивала на том, что претендентка не только «никогда не пыталась скопировать подпись великой княжны», но также и на том, что «она никогда не видела ее» {38}. Это не соответствовало действительности. В июне 1925 года Франциска исписала поля одного из журналов буквами «А» в попытке повторить подпись Анастасии, очевидно, взяв за образец воспроизведенную в книге Жильяра фотографию с подписью Анастасии, в которой великая княжна воспользовалась французским вариантом написания своего имени {39}. Осенью 1925 года фотографию с подписью Анастасии, которая была одолжена ему Александрой Жильяр, Зале передал на время Ратлеф-Кальман, так что у Франциски были все шансы ее увидеть {40}.
В истории спасения Анастасии, придуманной Франциской, без сомнения, все исходные подробности были почерпнуты из номера журнала Berliner Illustrirte Zeitung от 23 октября 1921 года. С приведением многочисленных фотографий в журнале рассказывалось не только о жизни сосланной семьи императора в Тобольске и Екатеринбурге и их казни, но поразительно точно излагалась именно та фантастическая версия спасения Анастасии, в которую потом предложила поверить Франциска. Якобы в ходе расстрела раненая Анастасия упала, потеряв сознание; какой-то не лишиенный сострадания солдат увидел, что она все еще живая, и спас ее. В журнале приводились постоянно циркулирующие слухи о том, что Анастасия пешком прошла через всю Россию, и о драгоценностях, зашитых в одежду великой княжны, которыми, как потом настаивала Франциска, она расплачивалась за свой побег. В той же статье рассказывалось о случае некоей мадемуазель Бердич, скорее всего первой претендентке на титул и имя Анастасии, которая появилась в Париже в 1920 году и заявила, что она является русской великой княжной, которая была ранена при расстреле, затем спасена каким-то солдатом и тайком привезена в телеге из Сибири в Европу {41}.
Все это почти один к одному совпадало с той историей, которую Франциска доверительно рассказывала медсестре Малиновской и другим, вплоть до того что Париж был вкючен в рассказ как конечная цель побега. Эту подробность, равно как и рассказ о том, что Александр Чайковский раздобыл какой-то не имеющий названия аппарат, который она использовала, чтобы изменить внешность, Франциска позднее удалила из своего рассказа. Этой историей Франциска очертила границы, вдоль которых она будет вынуждена следовать, сталкиваясь не только с недостатком доказательств, но также с поправками, постоянно вносимыми ею самой. Если бы в самом начале Франциска относилась к своим претензиям на титул и имя великой княжны как к чему-то большему, чем просто развлечение, призванное скрасить ее пребывания в Дальдорфе, она, конечно же, придумала бы более последовательную и правдоподобную историю без столь видимых противоречий. Возможно, что рассказ о спасении тоже связан с ее реальной жизнью. Малое время, отпущенное на размышления, и недостаточная предусмотрительность могли заставить ее выдумать фамилию «Чайковский», но подобие этой фамили ее собственной заставляет думать о подсознательном смешении реальности и вымысла. Точно так же когда Франциска изображает человека, якобы спасшего ее, она делает его потомком польского мелкопоместного дворянства, к которому принадлежит и ее семейство {42}.
Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов , Абдусалам Гусейнов , Бенедикт Барух Спиноза , Бенедикт Спиноза , Константин Станиславский , Рубен Грантович Апресян
Философия / Прочее / Учебники и пособия / Учебники / Прочая документальная литература / Зарубежная классика / Образование и наука / Словари и Энциклопедии