Читаем Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких полностью

Вот я стою на гребне морены, у спуска на ледник, где накануне навесили перила. Вглядываюсь в темноту, но фонариков не видно. Переминаюсь мелкими шажочками вдоль гребня, вытоптал площадку размером с автобусную остановку. Внезапно, сквозь темноту и снегопад, снизу проступает темный силуэт и раздается сдавленный крик.

– Это ты, что ли?! – и на площадку вылез Дмитрий. – Фу, черт, напугал меня, я не ожидал тут увидеть кого-то!

– Да ты меня тоже напугал!

Мы смеемся. Дмитрий пришел один. Симоне и Букреева не видно, снег идет и заносит тропу.


14. XII.97, воскресенье

Нашу лоджию занесло под самую крышу. Взял лопату, стал чистить галерею-коридор вдоль комнат. Тропа перестала существовать, и мы с Дмитрием пошли на склон протаптывать ее навстречу Буке и Симоне. Надставили веревку на спуске с морены на ледник еще метров на пятнадцать. Дмитрий говорит:

– Ты оставайся здесь, наверное. Там снегу по пояс! Куда тебе, в твоих джинсах, еще тропу топтать. А ты в Алма-Ате по горам в чем ходишь?

– Вот, в джинсах и хожу, – отвечаю. – Я же не альпинист, для меня Молодежка (вершина высотой 4200 м в Заилийском Алатау) – предел достижимого.

Дмитрий пошел по леднику вверх, я остался на верхней площадке. Смотрю в телевик и не вижу никакого движения. Смотрю на седловинку, где был Корейский лагерь и где у Букреева с Симоне стоит палатка. Внизу, где склон переходит в ледник, в телевик видно конус серого цвета. Похоже на свежий сброс с ледопада. Когда Дмитрий вернулся, я спросил, не по пути ли движения наших друзей появился этот конус?

– Нет, – говорит Дмитрий, – по пути их движения нет ничего опасного, они опытные, не волнуйся. Наверное, они в Корейском лагере.

Было уже поздно, когда Дмитрий снова ушел смотреть – не видно ли фонарей на леднике. Никакого движения нет.


15. XII.97, понедельник

Я выхожу на площадку, в телеобъектив изучаю склоны. На белом фоне видны серые следы грандиозных обрушений сераков на склонах выше Корейского лагеря. К обеду возвращается Соболев и говорит, что следов нет. Пурба, глядя на наши озабоченные лица, ходит с испуганным видом, вместе с нами выходит за лоджию и смотрит на склоны вверх по леднику. Дима, обращая мое внимание на тревожность Пурбы, говорит:

– Он же бывал в высотных экспедициях, знает, чем такие вещи могут заканчиваться… Но я думаю, все будет нормально. Толик опытный, у него чутье особенное. Будем ждать, они должны появиться. После обеда вместе идем к трубе. Это трехсотмиллиметровый объектив на фотоаппарате, но все же лучше, чем ничего. Пошарил по склонам через объектив, говорю Дмитрию, что вижу три точки левее сераков, и расстояние между вершинами этого треугольника медленно меняется. Постепенно становится ясно, что это не обман зрения и движение действительно происходит. Мы облегченно вздыхаем, это наши. Пришли они под вечер, когда до сумерек осталось совсем немного. Букреев говорит Дмитрию:

– Спасибо, что тропу протоптал.

Мы ждем их какое-то время в кухонной комнате на ужин. Заходят оба, Симоне, пританцовывая, радостно приговаривает:

– Татапани-Татапани!

– Этот не залезет… – бурчит себе под нос Букреев.

Садимся ужинать.

– В общем, так, – говорит Толя, – надо погоду ждать, много снега, ковыряться сейчас бесполезно. Мы решили спуститься в джунгли на отдых, в Татапани, там хотспринг такой есть – горячий источник. Отдохнем пару дней и заодно тебя проводим, – обращается он ко мне.

Пурба услышал это, повеселел и тихонечко стал припевать: «Татапани-Татапани! Татапани-Татапани!»


16. XII.97, вторник

Старт в 08:00. Попытались идти по гребню морены, там, где была тропа. Снега действительно почти по пояс, пропахали метров сто и остановились. Командиры посовещались, руками поводили, показывая что-то друг другу, и под прямым углом свернули вправо, круто вниз, в долинку между мореной и стеной Хьюн Чули. И быстро-быстро так погнали. Я к Димке:

– Э-э! Куда!!! Я не хочу, там стена же страшная, там лавина может сойти!

– Уже сошла, – говорит Дмитрий и быстро отправляется за ними.

Делать нечего, не оставаться же здесь, я и чухнул по их следам. Лавина действительно уже сошла со склона Хьюн Чули и плотным снегом забила долинку, до самой лоджии «Базовый лагерь Мачапучаре». По этому плотному снегу мы быстренько добежали до лоджии. Солнце светит вовсю, на крышах – сугробы по полтора метра, с сосулек капает, народу – ни души. Остановились передохнуть, Букреев выдал всем по паре фруктово-шоколадных батончиков. Димка увидел между лоджиями свежие следы диаметром с тарелку и кричит:

– Сноу леопард!!!

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное