Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких

На первенство СССР в 1983 году армейцы заявили маршрут по стене пика Таджикского госуниверситета (6400 м, Юго-Западный Памир) в высотно-техническом классе, прошли его на одном дыхании и стали серебряными призерами чемпионата страны. В 1984-м под руководством Валерия Хрищатого прошли по северной стене Восточной Победы с выходом на главную вершину и с траверсом, спустившись через пик Важа Пшавела. В составе команды были Вадим Смирнов, Юрий Моисеев, Виктор Шкарбан, Казбек Валиев, Николай Винокуров и Владимир Сувига, которому запомнился один эпизод. Искали место для очередной ночевки, и он стукнул ледорубом в лед, а там оказалась дырка. Расширив ее, установили внутри широкой ледовой трещины две палатки. Сидя в одной из них, Сувига держал в руках примус и чувствовал назойливое покалывание в темя. Он вдруг увидел, что лицо Шкарбана обрамлено голубым сиянием, а от его каски к коньку их хрупкого жилища тянется пучок света. Похоже, ветер переметал над трещиной снег с такой силой, что между двумя слоями палатки образовался электрический заряд.

Параллельно на горе работала группа украинцев под руководством Виталия Форостяна, которая пропала с маршрута. Валиев и Хрищатый вышли на вершину пика Победы по скальному гребешку, и Валера сказал, что левая вершина кажется ему более высокой, чем правая. Шесть вечера, ветер, холод. Но Хрищатый, несмотря на возражения Казбека, рвется пройти еще несколько сотен метров. Он уходит, через какое-то время возвращается со вторым ледорубом в руках и говорит, что там, за снежным наддувом, сидит человек. Мертвый. Друзья решили, что это кто-то из группы Форостяна, а позже, внизу, украинцы по описанию определили, что это был Константин Рыбалко.

1986 год начался с зимнего восхождения на пик Коммунизма. Эту экспедицию освещала газета «Советский спорт», и вся страна была в курсе событий, происходивших на горе. В те годы в средствах массовой информации было принято тянуть одеяло в сторону героизма, патриотизма, перфекционизма. Но наверху чуть не приключилась беда с Сергеем Самойловым, которого отправили в нижний лагерь за канистрой с горючим. Он привязал репшнур у порога палатки, спустился, загрузил емкость с бензином в рюкзак, а когда пошел обратно, его веревку задуло за ледовый бастион, и он потерял ориентиры. Сергей тыкался в темноту ледорубом и вышел к палаткам верхнего лагеря благодаря тому, что Сувига неустанно выкрикивал в темноту его имя.

Летом 1986 года армейцы водили на пик Ленина румынских военных альпинистов. С ними были двое москвичей, и один из них привез лыжи для скитура. Навалило снегу, и он шел по леднику первым, а следом рубились, утопая по колено, Толя Букреев и Коля Червоненко. Но тот, что убегал вперед, был на склоне пика Ленина впервые, и Бука ему подсказывал:

– Левее бери, левее!

Толя был в хорошем настроении и развлекался тем, что москвич был вынужден спускаться к ним на лыжах и переспрашивать, куда путь держать.

– Этот лыжник действует мне на нервы, – сказал Толя Коле. – Надо его «сделать».

Штурмовой лагерь поставили на 6800. Дальше шел крутой взлет, и надо было навесить перила для клиентов. Кто выполнит эту работу – москвичи или алмаатинцы? На спор сели играть в дурака. Москвичи проиграли и пошли навешивать перила. На крутом подъеме лыжник забуксовал, и пока он снимал лыжи, Толя с Колей оторвались и ушли вперед. Предвершина – это сплошные снежные поля, и если не знаешь, где конечная точка, легко заблудиться. Тут Червоненко остановился, чтобы поправить кошки на ботинках, и сказал:

– Толян, беги!

А на следующий сезон снова пересеклись с москвичами, и Бука пошутил:

– Эх, зря мы, Коля, с тобой бегали в прошлом году. Москвичи на нас посмотрели и тоже начали тренироваться.

Как-то раз на поляне Москвина под пиком Коммунизма встали одним лагерем земляки – армейцы и спартаковцы. Я попросилась в экспедицию поваренком – в горах каждый должен приносить какую-то реальную пользу, и случилось так, что за неделю до окончания мероприятия в базе почти не осталось продуктов. Пока мужики были на горе, я взяла гитару и отправилась в лагерь к украинцам. За старших у них были Михаил Туркевич и Сергей Бершов – связка, ставшая после Эвереста известной на всю страну. Сидели на ящиках среди камней, пили чай. Оглядываясь на склоны высочайшей вершины тогда еще большой и непобедимой страны, я начала рыть подкоп под кухню гостеприимных хозяев.

– Какая большая и красивая гора! Мне туда никогда не подняться, но что хоть видно сверху? – спросила я наивно.

– Ой, глянешь вниз – як далеко спускаться! – пошутил яркий Туркевич. – А ты шо приходила-то и как казахи отпустили девушку одну?