Анатолий Букреев. Биография величайшего советского альпиниста в воспоминаниях близких

Как-то раз в МАЛ «Памир» приехал гидовать альпинист и бард из Кишинева Александр Соломонов. Едва осмотревшись, он собрал компанию и вечером отправился давать концерт в лагерь Ильинского, но между двумя базами шумела река, которую можно было смело переходить вброд только по утрам. На помощь выходил Юрий Моисеев, который не боялся ни холодной воды, ни ее напористого течения. Юра любил слушать песни и ради этого был готов ходить туда-сюда через бурную речку, перенося на спине кого-нибудь из гостей. В столовой армейцев стало тесно и шумно, но вот выпускник музыкальной школы и научный работник Соломонов, окруженный пришедшими с ним с другого берега реки поварихами и переводчицами, запел. Альпинисты звали его Шурой, он блестяще владел гитарой, его красивый бархатный голос вырывался из пространства столовой. Я заметила, как озорно заблестели глаза флегматичного и всегда молчаливого Гриши Лунякова. Григорий был особенным человеком, все его эмоции скрывались за кроткой улыбкой, но он обладал тончайшим юмором и явно что-то задумал.

Казбек Валиев вспомнил однажды, как во время прохождения стены пика Александра Блока команда устроилась на висячую ночевку. Кто-то спускался с горы ниже, по льду, и слышались голоса, один из которых был женским. Луняков, напрягая слух, вдруг произнес: «Мужики, да у них баба…» Он заговорил. Женщина испугалась, услышав голоса с небес, а потом начались шутливые переговоры – как тебя зовут, кто ты, откуда и как тебя сюда занесло. Люди не могли видеть друг друга, зато пошутили и подняли друг другу настроение.

Дав вволю попеть автору и исполнителю, который привык профессионально выступать со сцены, Гриша тихо попросил:

– Шура, дай-ка гитару…

Бард немного растерялся, но протянул Грише инструмент, а тот передал гитару мне. Через полчаса Соломонов стал предо мной, по-джентльменски преклонив колено, а Гриша хитро улыбался – кого ты хотел удивить? У них было и свое «радио на ножках», пусть не так виртуозно извлекающее из гитары звуки, как Шура, но транслирующее близкие их сердцам песни, и свой собственный корреспондент, с газетных страниц знакомивший читателя с новостями альпинизма, и свой босс в кухне, руководивший солдатиками, чтобы вовремя подносили воду из ручья и мешками чистили картошку, и свой пекарь, с вечера замешивающий ведро теста, чтобы на столе всегда были лепешки.

Перед вылетом в филиал МАЛ «Памир» на поляне Москвина под пиком Коммунизма (ныне пик Исмоила Сомони) Соломонов дал савошникам еще один концерт. Уходя в тот вечер в свой лагерь, он спросил:

– Ребята, с нашего берега слышен шум мотора. Мужики вроде на горе, да и куда здесь вообще можно ездить?

Шура нас сдал. Это я просила солдатиков, чтобы научили водить огромный ГАЗ-66. Только Сувига не должен был узнать об этом – водитель-профессионал, Володя отвечал за автотранспорт, и я не раз наблюдала, как он проверял количество горючего, засучив рукав и засунув по локоть руку в жерло бензобака.

На другое утро Александр улетал на поляну Москвина. Из вертолета, который заложил круг над базой армейцев, вдруг посыпались листы бумаги. На них ручкой было написано: «Все это так, и не иначе, твержу я, душу теребя, что мир мой сделался богаче, когда увидел я тебя». Это был красивый жест. Выходит, заценил Шура наши песни.

Как-то раз команда «Спартак» спустилась на вертушке с поляны Москвина на поляну Ачик-Таш. Едва мы оказались на земле, я услышала, как с другого берега реки армейцы передали по связи, что через час они выходят на пик Ленина. Мне очень хотелось повидаться с ребятами, но между нами шумела река, набравшая к полудню большую силу. Я спросила у нашего тренера, не могли бы мы съездить на его «газике» на другой берег – вдруг кому-то надо передать в город письма, а мы все равно едем домой. Он согласился. Мы переправились через реку, и автомобиль медленно подкатил к палаткам, возле которых сидели парни. Один зашнуровывал ботинки, другой проверял снаряжение, третий уже приготовился вскинуть рюкзак на плечи.

Тренер вышел из машины и двинулся к ребятам, несколько человек поднялись и пошли к нему навстречу. Со словами «кто к нам приехал», кто-то уже раскрыл объятия. Тренер шагал чуть впереди, я шла следом. Он думал, что обниматься будут с ним, но парни пожимали ему руку, а обнимались со мной. Толя Букреев не двинулся с места. Ему все это было не нужно – ни чужое тепло, ни дружеские рукопожатия, ни возможность передать в город письмецо. Наверное, на большой земле, вернее, в той точке, где он приземлился на время, его еще никто не ждал. Толю ждала очередная гора, а все остальное не входило в круг его интересов. Зато моему появлению обрадовались Гриша Луняков, просивший петь, даже когда у меня в горах случалась ангина, и Юра Моисеев – он приболел, но если я доеду с ними на грузовике до Луковой поляны с гитарой и песнями, Юра быстро поправится.