Анатолий Солоницын. Странствия артиста: вместе с Андреем Тарковским

Сердитая дама, как он рассказывал, дотошно выспрашивала его, заполняя анкету:

– Какими языками владеете?

– Только русским.

– Какими видами спорта занимаетесь?

– Никакими.

– Может быть, фехтование?

– Я плохо фехтую.

– А верховая езда?

– Нет, не занимался специально.

– А какими музыкальными инструментами владеете?

– Никакими.

– Поете?

– Нет, я драматический актер.

– Простите, что же тогда вы умеете? – возмутилась дама.

– Я умею играть, – ответил Анатолий. – В театре, а теперь вот и в кино.

…Кончился спектакль, мы шли по зимним таллиннским улочкам. Он опять жил в гостинице, с женой и дочкой. Опять окунулся в совершенно неустроенный быт, в долги.

Зато играл роль, которая ему очень нравилась.

Роль действительно замечательная…

Некто, которого будут звать Тот, приходит в цирк наниматься на работу. Он в черном пальто, цилиндре. Лицо тоскливое – это особенно заметно в пестром мире цирка. Он здесь чужеродное тело, это сразу видно. «Вы не туда пришли, – объясняют ему. – Кем вы у нас будете? А может быть, клоуном?»

И начинается травля чужака. Тота перебрасывают из стороны в сторону. Кресло под ним ломается. Он падает, изумляется, ничего не может понять…

Ему дают пощечины. Еще, еще… И он догадывается – так надо. Что ж, говорят взгляды цирковых актеров, может у нас работать. Даже находка! Глядите: и на пощечины не обижается, понимает, что его надо лупцевать! Ну-ка, а если ударить его посильней? Молодец, не злится!

Тот становится клоуном, его приняли в цирк. Теперь на лице его маска – он набелен и нарумянен. Он пригодился в цирке, он стал артистом… Голос его не изменился, но мы слышим, что он страдает, мучается. Особенно когда к нему приходит любовь.

Ее зовут Консуэло. Она красива, легка, изящна, как и положено верховой наезднице. Как же он не понимает, что она лишь играет с ним, веселится, видя, как он любит ее? Ему бы надо бежать от нее, как от огня, но он трогает огонь руками, всем телом, душою – и сгорает.

Спектакль очень хвалили сдержанные на похвалы таллиннские газеты. Про одного из рецензентов, который написал, что «в лице А. Солоницына театр приобрел большого мастера и, возможно, актера исключительной трагической силы», Толя, улыбаясь, сказал:

– По-моему, этот человек просто давно не видел хороших спектаклей. Я ему посоветовал поглядеть на Юри Ярвета – вот кто настоящий артист… Знаешь, если мне повезет, я буду вместе с ним сниматься. Ролька небольшая у меня, но какая интересная!

По опыту я уже знал, что «рольками» Толя зовет и центральные роли. Но тут образ, который предстояло создать Анатолию, был действительно невелик по сценарному объему. Когда же я посмотрел фильм, то понял, что в структуре картины герой занял одну из ключевых позиций.

Фильм назывался «Солярис». Режиссер – Андрей Тарковский.

Занимательность, фантастичность повести Станислава Лема почти начисто исчезли в картине. Остался лишь сюжетный ход: в пространствах космоса, над незнакомой планетой Солярис находится Межпланетная станция. Несколько ученых-землян пытаются понять тайны Соляриса.

На станции появляются «гости» – живые, вполне земные существа, которые когда-то невольно повлияли на жизнь ученых.

В картине эта особенность загадочной планеты переосмыслена столь сильно, что занимательный сюжет превратился в сюжет философский.

– Человек обречен на познание. Все остальное блажь, – говорит Сарториус, герой Анатолия.

Но эти «блажь», «остальное» – как раз и мучают его. Поначалу кажется, что Сарториус лишен сомнений. Но вот он видит, что страдания Криса Кельвина (это главный герой фильма) – нешуточные. Та женщина, Хари, которая на Земле была женой Криса, а теперь послана на станцию Солярисом, лишь в самом начале была копией землянки, «матрицей», по выражению Сарториуса. Теперь она как бы проходит очеловечивание, и ей достаются страдания. Крис опускается перед ней на колени. Как раз в этот момент прорывается душа Сарториуса.

– Встаньте! Немедленно встаньте! – кричит он Крису. И когда тот поднимается с колен, с болью говорит: – Дорогой вы мой… Ведь это проще всего…

Оказывается, Сарториус переживает чужую боль как свою.

Он – человек, в нем жива совесть. В картине доктор Снаут говорит Крису:

– Ты понимаешь Толстого? Его мучения по поводу невозможности любить человечество вообще… Ну вот я тебя люблю…Но любовь – это чувство, которое можно пережить, но объяснить нельзя. Объяснить можно понятие, а любишь то… что можно потерять… себя… женщину… До сегодняшнего дня человечество, Земля были попросту недоступны для любви, ты понимаешь, о чем я? Нас ведь так мало! Всего несколько миллиардов – горстка! А может быть, мы вообще здесь только для того, чтобы впервые ощутить людей как повод для любви, а?

Образ Сарториуса оказался очень важным в понимании картины: вопрос о человеческом критерии не может быть решен путем лабораторного анализа крови. Человеком является тот, кто обладает мерой добра и зла, нравственным чувством, способностью к любви и самопожертвованию. Именно поэтому Хари – человек.