Анатолий Солоницын. Странствия артиста: вместе с Андреем Тарковским

Развалины. З о с ь к а одна.

Появляется Н е з н а к о м ы й.

З о с ь к а. Што это? Кто?

Н е з н а к о м ы й. Не бойся, сестра моя! Я свой человек, хоть и прихожу не званы, не сланы.

З о с ь к а. Кто ты?

Н е з н а к о м ы й. Кто я? Я уже ж человек. А что больше нужно знать, если не это?

З о с ь к а. Что же вам нужно?

Н е з н а к о м ы й. Мне ничего не нужно. Я не из тех, что приходят что-то взять, а из тех, что с собой нечто доброе приносят.

З о с ь к а. Я вас боюся, человече. Вы некий такой дивный.

Н е з н а к о м ы й. Не бойся, сестра. Я лист, сорванный с того самого дерева, что и вы, что и многие мильены подобных. Ветер свободных принес меня сюда, на вашу руину. Хотел бы с тобой и с братом твоим поговорить.

З о с ь к а. Никого нет дома, а я сама ничего не знаю.

Н е з н а к о м ы й. И ничего знать не надо, а что надо – я скажу, а ты это брату передай. Слушай, сестра! Скликается сход великий, и все браты и сестры должны на этот сход явиться.

З о с ь к а. Кто скликает?

Н е з н а к о м ы й. Сам по себе скликаетца. Никто не знает, от кого наказ вышел, а все, где только клич слышат, вздымаются и идут.

З о с ь к а. А если кто не пойдет?

Н е з н а к о м ы й. Кто сам не пойдет, над тем проклятье зависнет, так как на сходе жизнь мильёнов будет решаться, а в таких великих делах и один человек может собой сюда и туда перетянуть.

З о с ь к а. И я должна идти на сход?

Н е з н а к о м ы й. Да, сестра моя…

З о с ь к а. А куда идти?

Н е з н а к о м ы й. Совесть и желание счастья себе и другим дорогу покажут.

З о с ь к а. Та-ак! Я пойду, я должна куда-нибудь идти отсюда. Тут так страшно.

Н е з н а к о м ы й. Иди, сестра моя. И брата за собой веди, а я пойду до других клич кликать…

З о с ь к а задумывается, а Н е з н а к о м ы й тем временем уходит, минует развалины, засыпанные первым снегом, уходит дальше, дальше – по белой дороге, к горизонту…

Так заканчивалась последняя, сорок седьмая, кинороль Анатолия Солоницына.

Творческая судьба его завершилась.

«Я всего лишь трубач» (последние разговоры)

В Минске Анатолию стало очень плохо. Самолетом его отправили в клинику Первого московского медицинского института – туда, где ему делали операцию. Болезнь, которую пока еще не может победить человечество, вступила в свой страшный, завершающий этап: метастазы ударили в позвоночник. Боли при этом человек испытывает очень сильные, и Анатолий при всем его мужестве и терпеливости не сдерживался – кричал.

Когда, вызванный телеграммой, я вошел в больничную палату, он робко улыбнулся: мол, прости, что опять беспокою… Ему только что сделали обезболивающий укол, и он мог говорить.

– Защемление нерва… Называется остеохондроз – слыхал? Да еще радикулит, будь он трижды неладен. – Такова была официальная врачебная версия для больного. – Только уколами и спасаюсь.

Лежал он в отделении клинической хирургии, и я по-прежнему не знал, что с ним происходит на самом деле.

Он рассказал о съемках в Минске. Вместо обещанных трех дней эпизод снимали больше недели. Был ветер, снег… Кино, что поделаешь. Было холодно, простыл, вот и приступ…

В палате была Светлана, она слушала молча, с отрешенным лицом. Улыбка ее выглядела какой-то неестественной.