Анатолий Солоницын. Странствия артиста: вместе с Андреем Тарковским

Пришел студенческий друг Анатолия – Владимир Шинкаренко. Когда-то он ходил в драматический кружок, которым руководил молодой артист театра Солоницын. Теперь Володя стал научным сотрудником Всесоюзного института общей патологии, кандидатом медицинских наук.

Поговорили, повспоминали… Анатолию принесли ужин, и мы с ним распрощались до завтра.

На улице шел снег. Он летел косо, крупными хлопьями, и машины без устали работали, разгребая его. Взъерошенная ветром рябь Москвы-реки была почти черной, и снег как будто боролся с этой пугающей чернотой, как будто хотел прикрыть ее.

Напрасно.

Река ненасытно съедала снег, он растворялся в ней мгновенно.

Сквозь летящий снег неожиданно я увидел купола собора Новодевичьего монастыря: он находился рядом с клиникой. Но стоило отойти чуть подальше, и снежная завеса скрыла и собор, и кирпичную стену, окружающую монастырь и кладбище.

Мы зашли поужинать в ресторан гостиницы «Юность».

Когда-то, работая в молодежной газете, я, приезжая в Москву, останавливался здесь…

Ресторан был почти пуст. Только красивые кавказцы с великолепными усами пили шампанское и смеялись чему-то.

– Леша, – очень серьезно сказал Володя. – Толя серьезно болен.

– Я понимаю.

Глаза у Володи большие, чуть навыкате. Он может смотреть долгим немигающим взглядом.

– Нет, ты не совсем понимаешь, в чем дело. Только не волнуйся, выслушай спокойно. По крайней мере, постарайся… Соберись, хорошо?

– Хорошо.

– Дело в том, что Толя болен смертельно. Вылечить его нельзя. Он умрет.

И тут прозвучало название этой болезни – короткое, как удар хлыста.

Володя говорил ровным голосом. Раньше он был практикующим врачом и научился этому – сообщать самые страшные известия.

Я видел его умное, интеллигентное лицо, длинные пальцы, которые вертели мельхиоровую вилку, видел белую накрахмаленную скатерть, пузатые фужеры, в которых пузырился нарзан.

Все предметы были такими, как обычно. Все было, как обычно: и ресторан вокзального типа, и обязательные кавказцы с шампанским, и официант, которого надо ждать и который ведет себя так, будто он, по крайней мере, лорд из английского парламента, а его, видите ли, заставляют тарелки носить…

И вдруг я понял, что и люди, и предметы теперь существуют как бы в ином измерении – до слов Володи Шинкаренко и после них.

– Умереть он может в любой момент, – продолжал говорить Володя. – Я думаю, тебе надо вызвать родителей.

– Да-да, – и голос у меня стал какой-то другой.

Наконец пришел официант с закусками. А вот и водка.

Володя – положительный герой. Он не выпивает, не курит, не ходит на хоккей и футбол, а изучает в свободное время иностранные языки. Водка противна и Светлане, и мне приходится пить одному.

– Что же вы раньше-то молчали?

– Надеялись, что Толю можно будет спасти.

– Надеялись… Выходит, вся ваша медицина гроша ломаного не стоит.

– Леша, ты не понимаешь сложности задачи.

– Конечно, не понимаю… И не пойму никогда. Как это можно заниматься работой, когда знаешь, что она никуда не годится?

Нависает пауза, и я не знаю, о чем говорить… Да, я обидел Володю, надо извиниться.

– Налей, – говорит он.

Володя выпил водку, как воду. Не поморщился, даже не нахмурился.

– Мне немного легче, потому что я сталкиваюсь с этим не в первый раз. Вы должны знать, что будет дальше, – он подождал, пока Светлана вытрет слезы и успокоится. – Сейчас начнутся метания, поиски чудес, вплоть до знахарок. Постарайтесь сделать так, чтобы не было мракобесия. Врачи называют эти занятия «успокоительным для родственников». В этом есть правда… В таком состоянии больных обычно отправляют домой. Вам придется научиться делать уколы – сестра может приходить лишь два раза в день, а боли возникают внезапно…

– И сколько же времени все это продолжается?

– Обычно около года. Бывает, чуть раньше, бывает, чуть позже. Точно сказать тут нельзя. Но вы должны быть готовы ко всему самому страшному уже сейчас, вот в эту минуту…

– А он знает?

– Нет, разумеется. Когда у человека есть надежда, он борется, и жить ему легче. Но Толя такой человек… Он все поймет сам – если уже не понял.

Так. Все правильно. Надежда дает силы, и смерть встретить легче. Да-да, как легко говорить об этом… Неужели я не могу не реветь? Надо же успокоить Светлану. Неужели я не могу сдержать себя?

– Налей мне еще, – попросил Володя.

…Неплохой кооперативный дом построили «Мосфильму».

Неподалеку от студии, рядом с речонкой Сетунькой. На одиннадцатом этаже Анатолий получил квартиру. Это произошло в канун нового, 1982 года. Занялись устройством жилья, и эти хлопоты немного приглушили боль.

Но вот и устроились, и все бумажки оформили и заштемпелевали, вот и телефон установили с помощью неотразимых Владимира Басова и Ролана Быкова…

А дальше?

Анатолий все понимал, однако убеждал каждого, кто приходил к нему, что у него тяжелая форма радикулита. Да еще остеохондроз – есть такая болезнь…