Анатомия детектива

Анализу стилизованных картин действительности в детективе посвящен интересный труд П. Филмора «Расследование детективных историй». На основании мнения английского врача-эксперта автор доказывает, что описанные в произведениях Дороти Л. Сейерс, Джона Диксона Карра и Генри Уэйда убийства в действительности вряд ли могли быть осуществлены таким образом, как они утверждают. А побудительные причины убийств, запечатленных в некоторых детективных историях, он бросает на чашу научных весов психологии.

Профессор юриспруденции Мичиганского университета Джон Баркер Уэйт в своем эссе «Адвокат рассматривает детективный вымысел» приходит к подобным же выводам.

Их исследования предоставляют интересные данные, но если они написаны с намерением потребовать от детектива механического копирования действительности, то авторы основательно промахнулись. О вымышленном убийстве нельзя, невозможно написать полицейскую или судебную хронику либо протокол. Детектив должен выглядеть действительным лишь настолько, насколько является «настоящей» сказка в глазах читателя. Смелая мысль, дающая хороший эффект в стилизованных условиях сказки, литературно более приемлема, нежели выхваченное из полицейской практики наших дней настоящее криминальное дело.

Следовательно, не случайно история оканчивается обычно изобличением, объяснением сыщика-мастера. На основании доказательств, годящихся разве что для сказки, мало кого из негативных героев детектива смогли бы запрятать за решетку. Нередко их даже не арестовывают. Достаточно, если преступник будет изобличен с помощью веских аргументов сыщиком перед собравшимися действующими лицами и свидетелями. Ибо детективная история — это детективный аттракцион.

Некоторые авторы позволяют убийце самому покончить счеты с жизнью — таким образом отпадает необходимость добывать приемлемые для суда доказательства. Патер Браун после решения загадки считает достаточным, чтобы виновник покаялся, сделал признание. В жанрово чистой детективной истории первична вытекающая из тайны радость ее восприятия, и по меньшей мере вторично наследие приключенческого романа — охота на человека.

Хороший пример тому роман Агаты Кристи «Восточный экспресс», в котором Пуаро разрешает виновникам скрыться. Ведь еще Шерлок Холмс говорил: «Я думаю, есть преступления, о которых не упоминает закон и которые в определенной степени делают оправданной личную месть». Он охотнее соглашался перехитрить закон, нежели собственную совесть.

Истина сказки не всегда тождественна восстанавливаемой судом справедливости.

Диалектика реального и ирреального

Характерный творческий метод сказочника — абстрагирование от действительности, художественная деформация. Его произведение, сказка, существует в декорациях действительности, но вне времени и пространства. В ней все может случиться, ничему не нужно удивляться. Герой традиционной сказки действует в ирреальной атмосфере поставленной перед ним задачи, невыполнимой для простого смертного.

В детективной истории происходит то же самое. Странный характер придает преступлению ценность «увлекательности»: окно, дверь заперты изнутри, труп на полу, преступника нигде нет. Или: двое мужчин дерутся на дуэли, сам детектив, Эллери Куин, предварительно проверяет оружие и заряжает его холостыми патронами, но все же из одного пистолета вылетает смертельная пуля. Или: убийца заранее заявляет, в какой день и час он убьет свою жертву (интересно, зачем?), и, несмотря на полицейскую охрану, организованную в связи с угрозой, убийство происходит. Можно было бы привести длинный ряд таких примеров. Детектив уже одной своей целевой установкой сигнализирует о том, что отдаляется от будней, поднимается в сферу невероятного, отодвигается на грань ирреального, чрезвычайного.

Нередко автор и в тексте привлекает внимание — иногда иронично, иногда с тонкой насмешкой над самим собой — к тому, что заманивает нас в царство сказки.

Агата Кристи в «Убийстве в трех актах», рассказывая о потайном коридоре, лукаво замечает: «Это несколько напоминает Эдгара Уоллеса, но коридор в самом деле существует». Джон Диксон Карр в книге «До самой нашей смерти» утверждает: «...это ...словно ожившая детективная история» и так выражает странную мысль своего сыщика-мастера: «...это как кошмарная история, в которой все может произойти».

А в «Трех гробах», когда доктора Гидеона Фелла, обладающего блестящим умом, спрашивают, почему он на протяжении целой главы над хладным трупом жертвы философствует с отвлеченным спокойствием о жанре детектива, он, пожав плечами, отвечает как само собой разумеющееся: «Потому что это детектив, и мы не хотим убеждать читателя в противном».

Отец Эллери Куина однажды спросил сына: «Ты и впрямь делаешь это, чтобы объяснить случай? Или хочешь испробовать мысль, притянутую за уши из какого-нибудь детектива, чтобы попытаться ее использовать в следующей книге?»