Анатомия детектива

В «Последней женщине в его жизни» Эллери Куин делает подробную опись найденных на месте преступления вещей, и читатель инстинктивно следит за названными вещами, а не за тем, что одна из них отсутствует. Речь идет об очень богатой жертве, чье хобби — разнообразная и изысканная одежда. Когда мастер сыска пересчитывает предметы гардероба, мало кто замечает суть этого — отсутствие коричневого пиджака, ботинок, носков, галстука. В «Преступлении с мандарином» Эллери Куин выбирает еще более элегантное решение, чтобы сокрыть, замедлить нахождение clue. В комнате, где совершено убийство, все находится на своем месте, но в перевернутом виде: зеркало висит отражающей стороной внутрь, мебель стоит придвинутая к стене ящиками, настенный ковер на паркете, картины на стенах перевернуты, на трупе вся одежда натянута наизнанку. Все это сделано лишь для того, чтобы отвлечь внимание от той единственной вещи, в своем нормальном положении производящей 'впечатление перевернутой, которую убийца не мог скрыть, уничтожить. Однако он понимал, что если не замаскирует этот предмет, сыщик с одного взгляда на него опознает жертву, а на этом основании и преступника.

Без волшебных предметов нет сказки. Clue — волшебное средство детектива-мастера.

Разгадка тайны: стилизованное решение

Своеобразная категория разгадки тайны стала неотъемлемым структурным элементом детектива, развила его в самостоятельный жанр. В романе или новелле нельзя продолжать ткать сюжет, когда судьба самых главных героев решена. Однако в детективе за окончательным завершением действия, определением преступника или даже его арестом следует объяснение, доказательство решения. Собственно говоря, это настоящая развязка, самая интересная и содержательная часть истории. Потому-то у мастеров жанра она всегда подчеркнута объемно. У Эллери Куина в «Решающем ударе» и в «Чуде десяти дней» объяснение занимает около трети всего произведения.

Загадка и разгадка — две стороны одного и того же явления. Загадка — негатив ситуации, разгадка — проявленная картина, позитив. И объемно они связаны, как корни дерева с его листвой; чем сложнее загадка, тем более длительного объяснения она требует.

Обычно о том, почему и как произошло убийство, рассказывает детектив-мастер в своем монологе чаще всего в библиотеке или кабинете, тактично изолированных от широкой публики, и, конечно, среди декораций из книг, символов анализа. Бывает, решение как самый характерный структурный элемент детективной истории (вместе с загадкой) получает особый пролог, предупреждающий читателя: сказка созрела для завершения.

Может случиться, убийца будет водить нас за нос, сам рассказывать историю от первого лица, как у Агаты Кристи в «Убийстве Роджера Экройда». Бывает, лицо, представшее перед нами в качестве сыщика, оказывается преступником, как в «Мышеловке». Случается, автор только разыгрывает читателя: в конце истории выясняется, что убийства и не было, все это шутка. Происходили и такие чудеса: преступника по всей видимости убивали, причисляли к жертвам, а когда, ко всеобщему изумлению, подозреваемых больше не оставалось, он снова возникал, как в «Десяти негритятах» Агаты Кристи. В другой же истории — «Восточный экспресс», — к немалому удивлению Эркюля Пуаро, ему пришлось иметь дело со многими виновниками.

В произведениях макулатурного толка за изобличением редко следует объяснение, разгадка в истинном смысле слова, доказательство правоты сыщика-мастера.

Интересно, что бывало и обратное: Дж.С. Флетчер в книге «Таинственный китаец» предлагает разгадку, но оставляет несшитыми нити действия.

Любимый, но не слишком часто используемый метод драматизации решения — введение интермедии между заключительным этапом действия и изобличением, решением. Это или носящее аналитический характер проигрывание убийства заново с участием всех подозреваемых, которое проводится в надежде, что в процессе этого преступник проявит неосторожность и выдаст себя, или запугивание убийцы, вынуждение его к признанию с помощью психологических средств, например обвинения близкого ему человека, и т.д. Такая интермедия — тоже элемент действия, присущего только детективу: стилевое средство, абсолютно чуждое технике романистов и новеллистов.

Обстоятельные объяснения, мотивировки и доказательства автора, собственно говоря, увеличивают реальность сказки, закрепляют неправдоподобное в вероятном. Детектив желает одновременно гарцевать на действительности и на вымысле. Вероятность сказочной ситуации помогает читателю отождествить себя с героями сказки.

Однако решение сказки фиктивно. Да и не может быть иным: в детективе все происходит согласно стилизованным законам вымысла — убийство, его расследование и, разумеется, доказательство вины преступника.