Анатомия детектива

Требование оригинальности относится и к размещению действия в пространстве.

Традиционное место действия, которое для английского среднего класса наиболее приемлемо с нравственной точки зрения, ибо оно наиболее интимно, — частная квартира. Однако авторы детективов, соревнуясь друг с другом, отыскивали все новые и новые решения для каких-то особых мест действия.

Так, Агата Кристи считала для себя идеальным дом священнослужителя, поезд, пароход, самолет, площадку для гольфа, салон для игры в бридж, отель, берег озера, провинциальный курорт, наемную квартиру.

Эллери Куин использовал в качестве места действия витрину универмага, школу, студенческое общежитие, стадион, сцену, освещенную во время спектакля, парк отдыха, цирк, студию, из которой ведется программа, сад, дом чудака-миллионера, крупный город и маленькую деревушку с небольшим числом жителей, голливудскую киностудию и больницу.

Манипулируя временем, тоже можно получить весьма странное место действия. Наиболее компетентным в этой области является Джон Диксон Карр. Эллери Куин, побуждаемый внуком когда-то невинно осужденного человека, вернулся к столетней истории Джека Потрошителя в книге «Трактат о страхе», особенностью которой является то, что здесь он ведет следствие параллельно с Шерлоком Холмсом.

И, конечно, в эпоху космических полетов необозримое поле действия детективу открывает научная фантастика.

Любителям этого жанра хорошо известны отличные книги на эту тему Айзека Азимова, о них уже говорилось. Но он отнюдь не единственный. Произведение Чада Оливера «Тени на солнце» тоже изобилуют элементами детектива. «Преступление в радужном заливе» И. Брабанеца и З. Веселы уже заранее писалось как детектив. Пол Андерсон в «Коронационных сокровищах Марса» предлагает новый вариант тайны запертой изнутри комнаты. В роли сыщика он вывел марсианина по имени Сиалок, в котором нетрудно угадать вариант Шерлока Холмса. Сюжет Иштвана Д. Ревеса «Досье МОМАКИ» тоже разыгрывается на Марсе.

Убийство — правило игры

В период становления детектива сыщика мог вдохновить любой случай: кража, мошенничество, разгадка таинственного сообщения и т.д. Позднее стало правилом: предметом следствия всегда должно быть убийство.

Конечно, в тридцатых и сороковых годах еще встречались тайны, скрывающие менее страшные преступления. Эркюль Пуаро не поленился в одной из историй («Гераклов труд») заняться непонятным исчезновением нескольких болонок (и лишь между делом воспрепятствовал совершению убийства), ибо положение казалось ему пикантным с интеллектуальной точки зрения. Другие детективы Кристи тоже порой принимали вызов закоренелых злодеев по делу о краже драгоценностей и прочего, но лишь тогда, когда речь шла не о шаблонном случае. И все же это были только редкие исключения.

Убийство дает следствию толчок, подгоняющий его к цели. Похищенные вещи, растраченные суммы могут быть возвращены, и, если сыщик найдет украденные драгоценности, дело заканчивается, по крайней мере для потерпевшего. Личность преступника по сравнению с найденными сокровищами имеет вторичное значение. Однако убийство — преступление непоправимое: мертвых воскресить нельзя. Поэтому оно требует неумолимой охоты на человека, примерного наказания, означает борьбу не на жизнь, а на смерть между убийцей и сыщиком. В этой борьбе нет отступлений, сыщик, повинуясь нравственному долгу, напрягает все свои духовные силы.

Современная, пронизанная уголовными мотивами художественная литература также в немалой степени повлияла на то, что убийство в детективе стало типичным и почти монопольным преступлением.

Однако восприятие убийства как искусства имеет давнее происхождение, идея эта — как и сам детектив — принадлежит англосаксам.

Томас Де Куинси в 1827 году написал в «Блэквуд Мэгезин», мягко говоря, странный очерк о художественном аспекте убийства. «Люди начинают замечать, — писал он, — что для разработки утонченного убийства мало двух олухов, один из которых хочет, а другой дает себя убить, недостаточно ножа, кошелька и плохо освещенного переулка. Для подобного предприятия признано необходимым все: организация дела, свет и тень, поэзия, чувство». И добавляет: «Люди вообще довольно кровожадны, жаждут обильного кровопролития, и такого рода яркое зрелище их удовлетворяет. Однако рафинированный вкус знатоков, посвященных, более изощрен».

Для знатоков Британской империи он перечисляет несколько критериев художественного убийства. Здесь речь идет не об идеале безупречного преступления, при котором виновнику нужно обеспечить безнаказанность, а о действии, совершенном с большим вкусом, с соблюдением приличий и приемлемым для хорошо воспитанного буржуа образом.