Анатомия детектива

Итак, железная логика тайны требует дисциплинированности композиции детектива. Запрограммированное нагромождение причин и следствий является действием. Одним мозаичным камешком больше или меньше — и уже изуродована и сама тайна, и ее решение.

Детективная история в нынешнем своем виде — это большая эпическая форма объемом в роман. Ведь она должна приспосабливаться к требованию, предъявляемому к объему развлекательного чтения со стороны читателей, издателей и — разумеется — авторов. Гонорар определяется по количеству строчек, следовательно, его мерят метрами.

Формирование жанровых признаков относится ко времени развития буржуазного общества во второй половине XIX и первой трети XX века, а характерный эпический жанр той эпохи — роман. В эту пользующуюся спросом литературную форму облеклась и тайна.

Более удачным образцом могла бы стать новелла. Ведь детектив — не панорамное изображение, он выделяет из жизни лишь один момент. Ему соответствует концентрическая, а не линейная композиция. Он и родился как короткий эпический жанр. Американский поэт Эдгар Аллан По запеленал его в лаконичную, с эффектным концом новеллу — short story[28]. Принятию этой формы способствовала популярность В современной американской литературе короткой новеллы, значительная роль, которую играли в развитии американской литературной жизни «мэгезины». Не исключено, что когда-нибудь детектив снова сожмется до размера сказки, быть может, по аналогии с модой на повести, быть может, под влиянием визуальных искусств.

Тайна — дегуманизируется

Роман и новелла закономерно сконцентрированы вокруг человека, человек в них — властелин мира предметов. Однако в детективе традиционный порядок ценностей может нарушиться: изменится иерархия человека и предмета, человека и предметного мира. С самой вершины пирамиды человек может слететь вниз, а объект подняться над субъектом. В воображаемом положении одна капля крови, один отпечаток пальца, щель окна, которое забыли захлопнуть, разбитая ваза, сдвинутый с места ковер или картина, окурок сигареты, количество использованных спичек, время действия, кусок резины могут быть значительнее, чем выступающие в истории действующие лица. Следовательно, тайна дегуманизируется.

Такая нарушенная система ценностей, разумеется, свойственна не только детективу, но и сказке. Рыбак попадает во власть пойманной им рыбы. Мышонок спасает жизнь слону. Шапка делает человека невидимым. Волшебный плащ важнее полка солдат. Лягушка может стать человеком, а человек превратиться в лягушку. Власть волшебной палочки превышает королевскую.

В воображаемой империи нет сложившегося гравитационного переднего плана: человек, зверь, растение, предмет существуют в состоянии невесомости. И ценностную систему порой составляет искаженный протокол сказки.

Однако этот эффект осуществляется только тенденциозно.

Во-первых, предлагаемые для решения в качестве ключа предметы и обстоятельства сами по себе ничего не значат. Требуется человек — мастер сыска, — чтобы они обрели смысл, а запутанность их сменилась порядком. Детектив обычно начинается с миража, который смелость человеческого разума рассеивает, вновь позволяя нам увидеть привычный порядок, раскрытую связь вещей.

Ограничивает, а порой и нейтрализует такую дегуманизированную тайну утверждение некоторых авторов, что загадку надо искать в мире не объектов, а субъектов. Не в делах и обстоятельствах, которые превращают действующих лиц в марионеток, а в самом человеке. Это основное достижение французской школы. Еще Габорио говорил устами своего Лекока: «Я отбрасываю свою индивидуальность, чтобы влезть в шкуру преступника». Он не занимался сверхъестественными задачами. В этом смысле Жорж Сименон, как и другие авторы психологических детективов, является завершителем творчества Эмиля Габорио.

Не раз и гениальный сыщик Агаты Кристи по душевным побуждениям, осязаемой или предугаданной мозаике характера пытается реконструировать портрет преступника, как, например, в «Пяти поросятах».

В обычной детективной истории жертва не более чем опрокинутая пешка. В большинстве случаев мы вовсе не знали ее ранее или знали мало. Сказка по-настоящему начинается после регистрации трупа. Однако действующее лицо, предназначенное на роль жертвы, может оказаться и спасающим себя сыщиком.

Комедия Роберта Томаса «Бедняга Даньел» полна поворотов с сюрпризами: убийцей оказывается лицо, которому угрожали, а подозреваемый в убийстве человек становится сыщиком, — все происходит в рамках сильно психологической и самобытной сказки. Обмен местами жертвы, преступника и сыщика, их трансформация способствуют тому, чтобы читатель или зритель мог отождествить себя со многими выведенными фигурами. Это делает возможным, даже требует от автора изображать характеры более жизненно.

Оригинальность как ценностная категория