Анатомия детектива

Безымянный спутник самого первого мастера сыска Огюста Дюпена так вспоминает о нем: «Одной из фантастических причуд моего друга — ибо как еще это назвать? — была влюбленность в ночь, в ее особое очарование; и я покорно принял это чудачество, как принимал и все другие, самозабвенно отдаваясь прихотям друга. Темноликая богиня то и дело покидала нас, и, чтобы не лишаться ее милостей, мы прибегали к бутафории: при первом проблеске зари захлопывали тяжелые ставни старого дома и зажигали два-три светильника, которые, курясь благовониями, изливали тусклое, призрачное сияние. В их бледном свете мы предавались грезам, читали, писали, беседовали, пока звон часов не возвещал нам приход истинной Тьмы. И тогда мы рука об руку выходили на улицу...» («Убийство на улице Морг»).

Сержант Кафф безмерно любил розы, и в самые неожиданные моменты эти цветы отвлекали его внимание от работы. Он обожал загадочные высказывания, таившие в себе различные толкования, впрочем, этому многие у него научились.

Дом Шерлока Холмса на Бейкер-стрит скрывал беспорядочные груды старых вещей, хлама, сора, пожелтевших газет; этот задний план еще больше оттенял чистоту анализа мастера, стройность его мыслей.

Жилище Фламбо, предоставлявшего приют патеру Брауну, — настоящий музей, своей скученностью, теснотой воспроизводивший атмосферу рококо. Тихий, скромный, кажущийся беспомощным католический священнослужитель настолько не ассоциировался с этой разномастной обстановкой, состоящей из старинных винтовок, восточных редкостей, итальянских винных бутылок, посуды примитивных народов, длинношерстых кошек, что это приводило в изумление посетителя.

Ниро Вульф жил в сугубо городских условиях, в современном нью-йоркском роскошном доходном доме, сомнений в принадлежности которого двадцатому веку не могло даже возникнуть. Однако он не желал ступить за его порог и занимался разгадыванием тайн лишь в специально отведенные для этой цели дневные часы. Прежде всего его интересовали любимые орхидеи. В стонущем под тяжестью его тела лифте он каждое утро с точностью хронометра подымался на оборудованный под оранжерею верхний этаж. К напряжению духовных сил был способен только после поглощения ужасающего количества пива и всяческих деликатесов.

Эркюль Пуаро — яйцеголовый, с редкими, но тщательно покрашенными волосами, говорящий на ломаном английском языке бельгийский пенсионер — чрезвычайно гордится своими невероятно длинными навощенными усами, и в глазах у него появляется зеленый, как у кошек, блеск, когда его охватывает интеллектуальное волнение. Он носит узкие и блестящие, как зеркало, лаковые ботинки, его хобби — разведение кабачков, и он с вызывающим улыбку высокомерием без устали расхваливает свое серое мозговое вещество.

Эллери Куин, вечный холостяк, живет в джунглях нью-йоркских небоскребов в общей с отцом квартире. При весьма нормальных манерах носит поразительно старомодное пенсне.

Тучный врач-детектив доктор Гидеон Фелл Джона Диксона Карра напоминает Пуаро не только культом усов, но и лакомствами, которые оба любят одинаково: мсье Пуаро обожает жевать шоколад и пить какао, а доктор Фелл — сосать шоколадные сигаретки.

Один из существенных признаков экстравагантности детектива-мастера — безграничная нескромность. Эркюль Пуаро говорит о себе так: «Но дорогой друг, я ведь не англичанин! Зачем мне изображать из себя святошу? Si, si[44], все вы такие. Пилот, совершивший тяжелый перелет, и чемпион по теннису разглядывают носки своих ботинок и едва слышно бормочут: все это пустяки. А в действительности про себя они разве так думают? Да ни секундочки! Если что-то сделают другие, они восхищаются их великими свершениями. Так вот, будучи трезвомыслящим человеком, надо и собой восхищаться. Но их воспитали скрывать то, что они думают. Я не таков. Талант, которым я обладаю, я почитал бы и в других. Случайно так сложилось, что в моем своеобразном ремесле никто со мной не сравнится. C’est dommage[45]! Однако ввиду того, что это правда, я без всякого ханжества признаю: я — великий человек. У меня необычайно развиты способности к порядку, методологии и психологии. Словом, я Эркюль Пуаро! Почему мне нужно краснеть, заикаться и бормотать про себя, что на самом деле я тупица и дурак? Это было бы неправдой» («Тайна багдадского сундука»).

Он попросту считает себя посланцем бога: «Позвольте вам сказать, у меня нет необходимости в божественной власти для приведения дел в порядок. Напротив, я убежден, что бог специально создал и поместил на земле Пуаро для того, чтобы, как только этого потребует необходимость, он вмешивался в дела своих современников» («Загадка Эндхауза»), Но в детективной литературе встречаются и наделенные скромностью и слабостями сыщики: например, в Англии — патер Браун, в Соединенных Штатах — раввин Дейвид Смолл или в Индии — мелкий клерк инспектор Готе, индус.

И их оригинальность кроется именно в скромности.

Табу детектива-мастера: убийство и секс