Анатомия искусства

Раз уж зашла речь о русском портрете, стоит выделить двух художников – Федора Рокотова и Дмитрия Левицкого, благодаря которым портрет ушел от строгости канонов парадного изображения, приобрел легкость и эмоциональность. «Коронационный портрет Екатерины II» кисти Рокотова – хороший пример, поскольку является работой «на грани»: он объединяет величественность и монументальность, являющиеся отличительными чертами парадных портретов, с трендами того времени. С одной стороны, в работе прослеживаются традиции парадного портрета, о которых говорилось ранее, – роскошная одежда, украшения, атрибуты власти, что не дает зрителю забыть о том, кто изображен на картине. А с другой – крайне необычный для всей композиции жест императрицы (правой рукой она словно указывает на что-то своему невидимому собеседнику), что придает картине некую оживленность.

В дальнейшем художники начали все больше обращаться к творчеству европейских мастеров. Например, Орест Кипренский вдохновлялся работами голландского художника Рембрандта Харменса ван Рейна. С картиной Кипренского «Портрет отца художника Адама Карловича Швальбе» (1804), которая по цветовой гамме очень напоминает работы Рембрандта, произошел забавный случай. Когда мастер выставил ее в Неаполе, зрители и критики обвинили его в плагиате. Они заявили, что ее написал кто угодно, но точно не русский художник. Кипренский даже возмущался и писал: «Отца портрет они почли шедевром Рубенса, иные думали Вандика, а некто – Альбертини».

Позже началось самое интересное – эпоха работ в рамках передвижничества. Героями картин становились безымянные представители народа. Все потому, что передвижники стремились честно и без прикрас рассказать через свое творчество о суровой жизни народа (по сути, они делали то, что когда-то испугало Наполеона III). К тому же цели и задачи искусства изменились: оно стало носить критический и обличительный характер, поэтому востребованным стал так называемый обличительный портрет, или портрет-тип, который показывал не конкретного человека, а его типаж. Нечто подобное было во времена Древней Греции, не правда ли?

Известный бунтарь среди художников – Иван Крамской – как раз стоял у истоков этих нововведений. Но почему бунтарь? Еще в начале творческого пути, во время учебы в Академии художеств, он отказался писать конкурсную работу на заданную тему. Позже, отчислившись из академии, Крамской стал одним из основателей нового творческого объединения – Товарищества передвижных художественных выставок. Все это было не зря: еще при жизни художнику удалось получить признание (его полотна были в коллекции самого Павла Третьякова).

Крамской создал такие работы, как «Созерцатель» и «Полесовщик», на которых изображены не определенные люди, а некие собирательные образы, через которые показана жизнь простых крестьян. Кстати, подобные работы правильно называть не портретами, а этюдами, потому что портреты были показателем статуса и позволить их себе могли только обеспеченные заказчики.

С появлением фотоаппарата нужда в создании реалистичных портретов отпала – теперь можно было быстро сделать необходимые кадры, а не позировать месяцами. Поэтому художникам пришлось писать картины, нарушая все возможные правила. Так появился импрессионизм, после которого все мосты с прошлым были сожжены. В тот момент все художники испытали настоящий шок. Они начали писать работы небрежными мазками, без прорисовки деталей, а в качестве моделей выбирали то девушек легкого поведения, то танцовщиц кабаре. Разгорелся скандал похуже, чем на Парижском салоне, где по поводу «Купальщиц» возмущался Наполеон III.

Иван Крамской. Созерцатель. 1876 год

К этому «беспределу» приложил руку Пьер Огюст Ренуар. Он был немного неправильным импрессионистом, так как применял принципы этого направления в изображениях не природы, а людей. Из-под кисти художника выходили небрежные (в хорошем смысле этого слова) и светящиеся работы, которые порой не понимали даже его коллеги. С одним из таких портретов, который не имел названия, произошел забавный случай. Однажды картину выставили на продажу. Предприимчивый продавец решил, что у нее должно быть название, и без согласования с художником назвал ее «Размышление». Когда новости об этом дошли до Ренуара, он пришел в ярость и заявил, что его натурщицы никогда ни о чем не размышляют. А потом добавил: «Эти торговцы картинами отлично знают, что публика сентиментальна. И они присвоили моей бедной девушке, которая, как и я, тут бессильна, препротивное имя».