Анатомия любви

Все было бесполезно, бессмысленно, глупо. Унизительно. Как она гордилась тем, что ей удалось повторить описанный Бернардом эксперимент Гальвини, гордилась выполнением обычного салонного фокуса. В этом не было никакого новаторства или пользы для людей. Она ничего не дала миру. Просто заставила лягушку танцевать для собственного развлечения. Все это время она сама была танцующей лягушкой. Как увлекательно! Глядите, скорее подходите, не стесняйтесь: девушка, которой нравится читать о крови и внутренностях! Всего за два пенса можно зайти внутрь, и она расскажет, как собирается стать хирургом! Не беспокойтесь, если она испачкает юбки желчью, слуги все очистят за нее. Или папочка купит ей новое платье. А еще за полпенни вы можете увидеть ее в мужском камзоле!

Хейзел продолжала рвать страницы из книг, пока они помещались в руках. Затем пинком открыла дверь на балкон и, не давая себе времени передумать, вышвырнула все за перила, прямо в овраг далеко внизу.

Страницы разлетелись, подхваченные ветром. На мгновение они напомнили стаю летящих птиц. А затем стали оседать на землю. Хейзел следила за их полетом, пока их не скрыла листва.

Потом вернулась в комнату и трезвым взглядом окинула устроенный ею разгром. Пол усеяли осколки битого стекла, перемешанные с частями насекомых и перьями. Чернильница опрокинулась на ее халат, и теперь по подолу расплылось масляно-черное пятно. Ее экземпляр «Трактата доктора Бичема» распластался на бюсте Дэвида Юма[8].

В дверях стояла Йона, и на лице ее были написаны ужас и потрясение.

– Мисс! – воскликнула она.

– Прости, Йона. – Хейзел осторожно убрала писчее перо с портрета прадедушки, в который оно воткнулось как стрела. – Должно быть, внизу из-за всего этого стоял ужасный шум.

– Ваши ноги, мисс!

Хейзел опустила взгляд и поняла, что так ужаснуло Йону. Из-за крови на ее ногах казалось, что на ней красные чулки.

– Болит не так ужасно, как выглядит. Я вымою их в ванной и буду в полном порядке. А потом все уберу. Мне жаль. У меня, наверное… временно помутилось в голове.

Йона принялась нервно грызть ноготь.

– Мисс, ваш… я хотела сказать, лорд Бернард Алмонт ждет вас у дверей.

– Бернард? Сейчас? Это еще зачем?

– Не могу знать, мисс.

Хейзел глянула на себя в зеркало. Она по-прежнему была в той же самой промокшей от пота сорочке. Волосы после ночи без чепца спутались, потускнели и напоминали копну соломы. Руки были покрыты чернилами и кровью и исцарапаны, словно у школяра. – Пожалуйста, скажи Бернарду, э-э… его светлости, что я сегодня плохо себя чувствую и пошлю ему весточку на следующей неделе.

– Да, мисс, – сказала Йона и выскочила из комнаты, бросив последний скорбный взгляд на беспорядок в углу.

Хейзел вздохнула. Затем поставила ровно упавшее набок кресло. Снизу доносился едва слышимый, нежный голос Йоны. Хейзел услышала резкий ответ Бернарда, хоть слов и не разобрала, а за ним послышались шаги.

Снова появилась Йона.

– Он настаивает на том, чтобы увидеть вас, мисс, – сообщила она. Две девушки встретились взглядами.

– Хорошо, – угрюмо ответила Хейзел. – Полагаю, времени на ванну у меня нет, но причесать волосы, пока мы ищем чистые чулки, я успею.

И обе дружно взялись за дело, пытаясь сделать так, чтобы Хейзел выглядела как можно более презентабельно. После того как Хейзел вытащила с полдюжины осколков из ладоней, Йона помогла ей надеть самую плотную пару перчаток глубокого бордового цвета, на которых не было бы заметно вновь начавших кровоточить царапин. После пятнадцати минут совместных усилий Хейзел выглядела… ну, не хорошо. Под глазами у нее все еще были темные мешки от слез, кожа потускнела, волосы, которым, как оказалось, требовалось не менее часа тщательного расчесывания, чтобы выглядеть прилично, были спрятаны под одну из самых нелюбимых шляпок Хейзел. Но теперь она хотя бы выглядела как человек и была готова встретиться с кузеном, который видел, как она колупается в грязи, когда они были малышами.

– Бернард, – с верхней площадки лестницы поприветствовала Хейзел стоящего внизу кузена, – чему мы обязаны удовольствию видеть тебя?

– Ты могла бы и извиниться за то, что заставила меня ждать, – буркнул Бернард себе под нос.

Хейзел нахмурила брови.

– Что ж, хорошо. Прошу прощения, Бернард.

Бернард надулся от важности. На нем был камзол, которого она никогда прежде не видела, ярко-голубой, как яйцо малиновки, а под ним желтый жилет и того же цвета брюки. Хейзел предположила бы, что он решил нарядиться юным Вертером[9], если бы был хоть малейший шанс, что он это читал. В руках у него был букет белых лилий, перевязанный лентой.