Анатомия семейного конфликта. Победить или понять друг друга

Когда мы оказываемся в паре, мы систематически рассинхронизируемся. То есть иногда, конечно, наше желание уменьшить дистанцию точно совпадает. Соскучившийся супруг едет в экспрессе в аэропорт и предвкушает, что скоро обнимет вернувшуюся из командировки супругу, пока его жена с таким же нетерпением ожидает прохождения паспортного контроля и сердится на медлительность пограничника. Или наоборот, если оба супруга увлечены работой, они с легкостью расстаются утром и желают друг другу хорошего и плодотворного дня. Но иногда наши желания не совпадают, и тема дистанции становится поводом для раздоров и напряжения.

В идеале мы должны уметь оказываться с супругом на разных дистанциях: иногда на близкой, иногда на средней, иногда на дальней.

Если мы пригласили его на более близкую, а он занят или устал, – нужно уметь погрустить и дождаться времени, которое окажется для супруга подходящим.

Однако, поскольку все мы несовершенны, у нас происходят своего рода «залипания», потеря гибкости в выборе дистанции. Грубо говоря, можно сказать, что одни люди хорошо научились приближаться, но плохо отдаляются, не умеют оставлять супруга в покое. А другие умеют жить сами по себе, быть в тишине, но плохо приближаются, не способны говорить о себе, не разрешают родным подходить близко.

В психологической литературе первых и вторых описывают, используя разные термины.

Вцепившихся в близкую дистанцию иногда называют «зависимыми», иногда – «требовательными», «нападающими» супругами. Застрявших на далекой дистанции – либо «контрзависимыми», либо «отстраняющимися».

Как формируется такое залипание? Судьба, выборы, характер человека – это всегда тайна, поэтому мы можем только делать предположения. Рассмотрим здесь один тип травмирующих ситуаций «Я в опасности!», а позже в этой главе я расскажу о двух других возможных причинах.

Вероятно, зависимый человек регулярно встречался в своем детстве с ситуациями, когда его непредсказуемо бросали. Либо значимый взрослый куда-то пропадал физически, либо мог надежно присутствовать, но в какие-то моменты (не всегда предсказуемые) начинал сердиться, прекращал разговаривать, упрекал, стыдил, угрожал уходом и т. д. В такой ситуации хронического вынужденного и преждевременного одиночества у мальчика или девочки могло сформироваться мировоззренческое решение: «Отдаляться страшно, и мне нужно сделать все возможное, чтобы сохранить контакт с близким человеком».

Уже став взрослым и попадая в ситуации, когда муж (жена) хочет отдалиться (плохо себя чувствует, устал или увлечен каким-то своим делом), такой человек проваливается в свое детское состояние брошенности. Умом он вполне может понимать, что ему и без супруга есть чем заняться (встретиться с подругой, почитать книжку), но его «детская», нерациональная часть оказывается чрезвычайно напуганной, как в те, прежние тягостные моменты. И эта особенность приводит к формированию «мертвой хватки», толкает к нападению[6].

Марина знает, что рабочий день ее мужа Михаила заканчивается в 18:00. Она как-то ездила к нему в офис (чтобы вместе отправиться в театр) и знает, что путь от работы до дома занимает около часа. Начиная 19:00 Марина, как правило, начинает чувствовать тревогу. Если на часах 19:15, на нее, обычно уверенную в стабильности их брака, начинают «нападать» разные фантазии: что муж ее разлюбил и встречается с другой женщиной, что он тяжело заболел и его госпитализировали. Пока Марина находится в ожидании супруга, на нее находит несколько волн страха и ярости. В те дни, когда муж утром заранее предупреждает ее о том, что задержится, она склонна сердиться на него уже с самого утра. Иногда она фантазирует, как можно было бы отомстить мужу: уехать куда-нибудь и не предупредить.

Детство «контрзависимого» тоже, похоже, не было безоблачным. Иногда такие дети тоже оставались одни слишком долго, но сделали из этого другой вывод: что жизнь – в целом трагичная и мрачная штука. Тогда надеяться ему ни на что не стоит, а включаться в отношения – это только «подставляться» под будущую боль расставания.