Анди. Сердце пустыни (СИ)

— Госпожа, — пискнула та, что посмелее, — можно мы платье заберем? Его доделать надо.

Дикарка не ответила. Склонила голову набок, точно изучая, куда бы ловчее воткнуть лезвие.

— Мамочки! — всхлипнула вторая.

Анди вздохнула. Чума, а не прислуга. Так и подмывало сказать «Бу!». Но что делать потом с двумя бездыханными телами?

Под окном требовательно уркнули — дерхи недоумевали, где она застряла.

Хорошо им, — с завистью подумала Анди. У них нет сегодня приема.

— Так, — произнесла она, обдумывая ситуацию, в которой не придется никого хоронить.

Служанки попятились.

— Вы любите сладкое? — поинтересовалась Анди.

В глазах девиц был лишь страх. Они, похоже, даже не поняли ее вопроса. Или поняли по-своему, потому как рухнули на колени, стоило ей открыть шкатулку. Еще и слезами залились.

Анди прикусила губу, сдерживая рвущиеся наружу ругательства. Она не ощущала такой беспомощности, даже когда ей подарили самого упрямого во вселенной мула.

Присела на корточки перед подвывающими девицами.

Отломала кусочек кунжутной халвы. Положила в рот. Служанки притихли. Прожевала, старательно изображая довольный вид. Облизала сладкие пальцы. Подвела итог:

— Вкусно.

Протянула шкатулку двум испуганным душам.

— Подарок. Пробуйте.

Первой решилась та, что была постарше. Взяла подношение дрожащей рукой. Заглянула внутрь. Удивилась. Несмело ковырнула крошку, положила в рот. Округлила глаза и взяла кусочек побольше. Анди перевела дух. Если не умрут от чего-нибудь до вечера, перестанут трястись от страха.

— Спасибо, госпожа проводник, очень вкусно.

Вот и голос прорезался.

— Сколько времени вам надо, гм, на пудру и прическу? — поинтересовалась Анди.

Служанки переглянулись.

— Если начнет сейчас, то управимся до вечера.

Анди с тоской посмотрела в окно.

— Баня все равно пока не готова, — возразила та, что помладше.

— Верно, — кивнула старшая, — да и платье надо поправить.

— Тогда пара часов у меня есть, — приняла решение Анди.

— Госпожа, вам надо вернуться до обеда, — предупредила старшая служанка, — а мы пока все приготовим и будем вас ждать около бани.

Они действительно ждали. В уголках губ таились крошки халвы, в глазах туманилась сладость, а взгляды потеряли стылость страха.

— Госпожа, скорее. Травы остывают.

— Мы и белосок заварили, и толчанку, и силокорень. Вы у нас красавицей будете.

На взгляд Анди она и так была… Неплоха. А гоняться за чужой красотой… Это как ловить ветер в пустыне. Только ноги зря собьешь.

Баня встретила водным жаром. Анди задохнулась, лицо обожгло, дыхание перехватило. Вода, смешанная с жаром, немилосердно пекла кожу. Каждый вздох огнем врывался в легкие.

Анди попятилась.

— Нет-нет, госпожа, — служанки перекрыли выход, вооружившись вениками, — нам надо вас отмыть.

Как будто она грязная? Кажется, зря Анди была к ним добра…

— Давайте, госпожа, на полок, — наступали на нее, воинственно наставив веник.

— Это не страшно, — заверяли.

— Вы заново родитесь, — подбадривали.

Она должна здесь умереть и возродиться?

Анди с сомнением оглядела бревенчатые, потемневшие стены, доски, печь в углу. Вдохнула пряный лиственный дух. Расслабилась, позволяя пару проникнуть под кожу. Ощутить ветер этого места. Проникнуть в суть обряда.

Похоже, служанки что-то напутали. Смертью не пахло. И Анди решилась. Легла на полок, шипя от прикосновений кожи к горячему дереву. Вздрогнула, когда сверху, впечатываясь, лег удар веника. Но боли не было. Тело отозвалось волной мурашек на окутавший его пар. Расслабилось, позволяя венику гулять по коже.

Анди прикрыла глаза, отдаваясь во власть новых ощущений. Она точно вернулась в пустыню, когда горячий ветер омывал кожу, завывая тонкими голосами песка.

Ее, размякшую, одуревшую, усадили на скамью, окатили сладко пахнущим отваром. Натерли вонючей, щиплющей кожу мазью, затем принялись за волосы.

Анди едва осознавала то, что с ней делали. Жар поселился в голове, мысли выбило ударами веника, вода смыла остальное.

Усмехнулась: а правы были служанки. Она действительно точно заново родилась.

Девушки долго охали над ее руками. Терли какими-то мазями. Скребли колючими варежками.

Полоскали волосы в травяных отварах. Промывали с душистым мылом.

Когда, наконец, ей подали чистую рубашку, Анди ощущала себя растекшимся на солнце кусочком масла.

Позволила отвести себя в комнату. На обед сил не хватило. Ее усадили в кресло, где она и задремала под воркование служанок и ласковые поглаживания, наносившее на лицо очередную мазь.

— У нас все готово? — в комнату влетела графиня, заставив подскочить всех троих. Анди осоловело хлопнула глазами.

— Перчатки!

Коробка полетела на кровать.

— Ах, — Элистана прижала к лицу крупную алую розу, вдохнула сладкий аромат, улыбнулась так, словно ей вручили не розу, а цветок абсолютного счастья.

Покружилась, напевая, по комнате под абсолютно ошалевшими взглядами прислуги.

Остановилась, окинула Анди светящимся взглядом, нахмурилась, явно пытаясь поймать нравоучительную мысль, но роза отвлекала. Графиня взмахнула ей и упорхнула, бросив от двери:

— Работайте, милые.

Служанки даже дышать забыли от такого обращения.

Заторопились: