Андреевский флаг

В стремительном вихре пронеслись картины былого: встреча с капитан-командором Иевлевым, приемка корабля, когда вместе с матросами он лично забирался на эту самую грот-мачту, дергал тугие узлы, и гигантское полотнище вдруг с шумом разлеталось под ними, напрягаясь под ветром, подобно белому тугому крылу, отчего замирало сердце. А он, уперевшись в брам-рею, взирал с пугающей высоты, откуда палуба виделась не шире ладони, и счастливо хохотал… «Прощай, “Виктория”… прощайте, паруса…» Григорий перекрестился, закрывая глаза, прислушиваясь к тяжелому эханью гребцов и слабеющему всплеску весел.

* * *

…С высоких мачт и нок-рей королевского фрегата послышались возбужденные крики. Цепкие глаза шведских моряков разглядели три шлюпки, отделившиеся от полузатонувшего брига.

– Гере Уркварт! Московиты дрогнули и обратились в бегство! – Сухолядый лейтенант Юхан Пломгрен лихо бросил два пальца к виску, щелкнул каблуками.

– Что вы орете, лейтенант, как пьяная портовая девка! Не будьте дураком, Пломгрен. Кто из нас канонир: вы или я? Так устройте русским свиньям жаровню, или я вашу оловянную башку, лейтенант, использую вместо ядра! И не вздумайте промахнуться, Пломгрен. Иначе это будет ваша последняя пальба в звании лейтенанта.

…Готлангеры и лучшие канониры «Святой Бригитты» бросились наводить орудия, а шкипер Уркварт в окружении доверенных старших офицеров быстро прошел в сторону кормы к грузовому трапу, который вел на ахтердек и в его капитанскую каюту.

– Дьявол, если русские уйдут – это будет кисло, господа моряки. Весьма кисло. Чертовы московиты – никогда не знаешь, чего можно ждать от сих азиатов! – Уркварт нервно отпил из золоченой фляжки. – Мы бы очень порадовали его высокопревосходительство гере шаутбенахта ярла Юленшерна, если бы доставили на его флагманскую «Корону» не только славную весть о потопленном бриге московитов, но и боевые трофеи – флаг вражеского корабля и голову самого капитана!

– Вы полагаете, гере Уркварт, нам будет мало трофеев, оные мы возьмем с брига? – От помощника капитана Брэмса Мората дерзко попахивало ромом, но его загорелая, в шрамах рука твердо лежала на эфесе шпаги. Взгляд сталистых, холодных глаз был цепким и настороженным, как у гончей.

– Приодеть вас и вашу несравненную фру Морат, может, и хватит, но ставлю сто талеров[116] серебром на барабан, что нам хватит времени и стереть новые каблуки, пока мы будем искать этих блох на берегу. – Уркварт снова сделал мелкий глоток из фляжки и, нетерпеливо крутя жилистой шеей, вспыхнул: – О Небо! Неужели этот идиот Пломгрен опять спит?!

* * *

…Беглецы удалились от «Виктории» не более чем на полторы сотни саженей, когда звучный грохот орудийных выстрелов внезапно раскатился над водой, заставив вздрогнуть сидящих в шлюпках. На веслах замерли, пригнув в страхе головы.

Глядя на обширную полосу белого дыма, расплывающуюся вдоль левого борта фрегата, Григорий почувствовал, как кожа на его лице натянулась от дурного предчувствия. Десяток девятифунтовых чугунных ядер вздыбил воду.

На реях «Святой Бригитты» взлетели дополнительные паруса. Шведский фрегат удалился немного под ветер, и сразу же по обе стороны его острого, как нож, форштевня взлетели седые усы. Корабль словно сорвался с места и пошел резать волну, с каждой секундой все быстрее и быстрее. В его высоко поднятом носу с двумя фигурами океанид[117] и в грозно наклоненных мачтах было что-то презрительное и жестокое.

– Все повадки хищника, а хо-ро-ош! – с восхищением цокнул языком Григорий и зло усмехнулся.

* * *

…Стриженая девка косы заплести не успела, как на опер-деке фрегата вразнобой загрохотали легкие пушки, на гон-деке зло рявкнула одна – тяжелая. Весь корпус парусника содрогался: теперь били орудия правого борта. Шведские ядра с дьявольским воем перелетали через бриг, одно ударило в корму «Виктории», бело-рыжее пламя опалило покинутую палубу, другое прогудело над разбитым фальшбортом и, прежде чем крик ужаса вырвался из глоток беглецов, разнесло вдребезги одну из трех шлюпок. Обломки утлого суденышка вместе с кусками человеческой плоти с шумом разлетелись окрест, усеяв воду щепками и тряпьем. Тяжелая волна, кипя, прокатилась по разбитому лику воды. Всякая мелочь, все содержимое затонувшей шлюпки было вынесено наружу, вынырнуло на поверхность, исчезло, снова показалось и скрылось навсегда под саваном пены.

…Внутри у Афанасия все стянулось в тошнотворный узел: рядом с их шюпкой на воду упала опаленная огнем обложка Библии.

– Отец Киприян!.. – Крыков сцепил пальцы в замок. – Да живее вы, злыдни! Жарь, мать вашу-у!!

Новое ядро с жутким гулом пролетело над головами русских и разбило тяжелую волну в нескольких саженях перед носом шлюпки…

Лейтенант Юхан Пломгрен искусал в кровь губы; держа обнаженную шпагу в руке, метался он по пушечным палубам, кричал в уши оглохшим дечным унтер-офицерам:

– Мерзавцы, картечь! По шлюпкам – картечь! Убью, идиоты!!

Но было поздно: влажно заблистали лопасти весел; русские затабанили ход шлюпок, днища загремели о прибрежную гальку.

Глава 10