Андреевский флаг

…«Святая Бригитта», по мере того как расстояние сокращалось, с фатальной неизбежностью вырастала перед ними, подобно неприступному плавучему люнету[115].

– Трупы оттащите с путей! – Единственный оставшийся в живых из унтеров, одноглазый Лука Плугов командовал погрузкой. Его глаз под опаленной бровью горел беспокойством: вся верхняя палуба была усеяна человеческими телами и забрызгана кровью. Над трупами снежным облаком стервотно галдели чайки. Некоторые, наиболее дерзкие, уже клевали лица погибших.

Матросы выстроились в три цепи и судорожно передавали из рук в руки ящики и мешки с провиантом; катали бочки и грузили оружие.

…Григорий нервно бросил взгляд на приближающийся парусник, потом на Андреевский флаг, что трепетал на фоне ослепительного неба, и на глазах его заискрились слезы.

– Флаг спустить!

На палубу упала гробовая тишина. После грохота боя, криков и стонов она показалась особенно гнетущей. Секунду-другую слышен был только шум прибоя, шелест пробитого вражеской шрапнелью флага на корме да надсадный, вечно голодный крик чаек. По матросским цепям пробежал ропот, зашевелились головы, покачнулись тела.

– Какого черта стоим?! Есть победители, но нет побежденных! Черта лысого, а не знамя швед получит! Продолжаем погрузку! – Ожесточенный гнев капитана возымел действие. – Лапин! Выполнять приказ!

…Гордый Андреевский флаг медленно шел вниз, уступая воле капитана… И вдруг на середине флагштока задрожал, разметался, как грива норовистого коня, остановился. Матрос уже висел на пеньковом лине, а флаг, словно прибитый, не двигался. Белое полотнище с небесным голубым крестом обвилось вокруг флагштока, плотно прикипев к штыковому древку.

– Эва, гордый! Не хочет сдаваться русак! – бурно крикнул кто-то из дальней цепи.

– Рви! – раздался хрипатый крик унтера Плугова.

Лапин рванул. Послышался треск рвущейся ткани; в толпе ему откликнулось тяжелое матросское вздошье. Люди крестились.

Флаг отделился от линя. Матрос, зажав в зубах тяжелое полотнище, стал живо спускаться. Внезапно налетел резкий порыв ветра. Андреевский флаг, бессильно поникший в зубах вахтенного, встрепенулся и, освободившись, рванулся прочь… полетел над палубой большой, вольной, цветастой птицей. Его несло в сторону бушприта. Там уже протянули к нему руки, но флаг передумал, на миг замер в воздухе и устало опустился на русские пушки.

* * *

– Теперича, с флагом… и смерть принять не в зазор! Ваш бродие, фрегат-то шведов выше нас будет, топнущих!

Капитан обернулся на хриплый голос унтера Плугова.

– Мы ж под его ядрами, что воробьи на стрехе… Плохая защита: от ливня граблями укрываться. Неровен час, жахнут по нам окаяхи…

– Так грузитесь скорее, черт вас возьми! Не топчитесь в болванстве! К берегу они не сунутся: там сплошная мель. Вон, и к нам-то ползут будто не по воде, а по битому стеклу! Дрейфит швед. Должны мы, Плугов, уйти на шлюпках!

Лунев еще раз глянул на северо-запад. Хотя «Святая Бригитта» из-за тумана была обнаружена поздно, все же времени для погрузки было достаточно. «Лишь бы огнем раньше времени нас не отпели!» Он в сердцах выругался: судя по топселям фрегата, гере Уркварт не оставлял им надежды.

Капитан попытался отбросить мрачные мысли, но они упорно возвращались стервятниками. Взгляд на тонущий бриг еще раз подтвердил: обратного пути у них уже давно нет. Теперь оставалось одно – богатство. «Что ж, если это последняя моя партия, я должен сыграть так, как никогда еще не играл. А расплатой за промах будет смерть, ежли не хуже…» Он снова ощупал под сукном медальон любимой. «Смерть – сие еще и не столь дурно», – подумалось ему. Перспектива стать пленником врага, морского вора… унижение… поруганная честь и, главное, потеря боевого флага!.. Нет, он уже принял решение: если что – уничтожение штандарта, ствол к виску и пуля. Но пока, черт возьми, еще стоило драться!

«Да, я избегаю дуэлей, но не бегу от них, – вглядываясь в хищные очертания фрегата, сказал сам себе Григорий. И тут же остро кольнуло сердце: – Машенька, радость моя!..»

Слух обжег набат корабельного колокола, сзывавшего оставшихся, и накаленный крик унтера Плугова:

– Ваше скобродие! Шлюпки спущены-ы!

* * *

…Теперь, чтобы разглядеть шведский парусник, подзорной трубы не требовалось. Все пушечные порты его были распахнуты, демонстрируя грозные шеренги отверстий, угрюмых и бездонных. Свинцовая вода под бушпритом разбивалась в белоснежную пену.

– Через четверть часа потрется с нами бортом, стервец. – Крыков, в одной белой рубахе, покрытой бурыми пятнами крови, ткнул шпагой в сторону фрегата. – Видать, давно крадется за нами, гад. Ровно должны мы ему.

– Выходит, должны, – мрачно ответил Григорий. – Что скажешь, таможня, о нашем положении?

– Оно могёт теперь только улучшиться, Григорий Ляксеич: либо мы выгребем с песнями, либо отправимся в рай. – Афанасий шало улыбнулся и вытер манжетой рубахи рубиновые капли на лезвии. – Ну-т, чего ждем-с, капитан? Карета подана!

– Вот и сигай, кого ждешь?